Приезжаю как-то на работу, паркую машину и вижу, что сотрудница перегружает из одного багажника в другой (мужнин) ящики с вином.  Поскольку австралийское вино - давняя и постоянная любовь моя, подхожу спросить, где это она затоварилась в таком количестве.
Подойдя, обнаруживаю, что вид у коллеги совершенно убитый и несколько потрепанный.
- Что случилось?- говорю.
- У меня,- вздыхает она,- могилу залило.  Начисто.  Там теперь сплошная жидкая грязь.
Так...  Полутемный паркинг.  Вокруг ни души...  Ну бледновата дама, ну работать предпочитает в ночную смену, но чтобы до такой степени?
Выясняется: они с мужем по дешевке купили хорошее место на кладбище - видно, кто-то раздумал умирать в Австралии.   Поставили там склеп, все обустроили.  И поскольку пользоваться могилой по назначению они не собирались еще лет сорок, организовали там винный погреб.  Потому что температура и влажность там самые что ни есть правильные.  А потом прошел ливень...

ДА
мы с Nightwalkerом наконец то добрались и до этого! читали все с начала, здорово, очень смешно.... и чувствуется что-то родное . Такое ощущение, что в Австралии живут оди русские!

Антрекот, а нельзя ли схему подключения чайника и прочего к USB-порту (распайку и т.д.)? Там ведь, если не ошибаюсь, напряжение не 220... И даже не 170...

Ловлю в коридоре начальство и сообщаю, что «Сталинград» сдам не раньше следующей пятницы.  «И на том спасибо, фельдмаршал.»- меланхолически говорит начальство и уходит.   

Проверяю студработы.  Довольно грамотный заочник из Новой Англии пишет, что значения греческих слов менялись и, например, того же Пизистрата не сравнить с «классическим диктатором 19 века Саддамом Хуссейном».  Ну я и интересуюсь у завкафедрой, что положено делать в этой ситуации, когда ошибка явная, но не по нашей линии.  Она смотрит... «Саддам Хуссейн, 19 век... Откуда мальчик?»  «Не знаю.  Откуда-то из-под Армидейла.» «Да, - качает она головой,- хочу в Армидейл.   После чего собирает меня с пола.   А потом мне пришлось ей минут 10 объяснять, в чем тут дело.

Будни
Я сижу и ваяю оперу «Три сестры».  Черт бы побрал того венгра, который решил переложить Чехова на музыку.  Либретто нет, а он, зараза, авангардист – и Чехов у него существует в качестве мелкой нарезки из разных сцен пьесы.  То есть реплика оттуда, реплика отсюда – а связи между ними – никакой.  И я вишу на интернете в поисках того английского перевода, который эта зараза нашинковала.  И тут интернет глохнет.  Я снимаю трубку и звоню системщикам.  Через некоторое время явно с сотового откликается ирландская девочка Керри.  Объясняюсь.  Она вздыхает и говорит – «Я знаю, мне уже говорили.  Но помочь ничем не могу.  Я еще дома.  У меня лифт завис.»   До меня только минуты через две дошло, что она имела в виду буквальное физическое состояние лифта. 

Баллада о дорожных знаках

Австралия прелестная страна.  На границе между штатом Южная Австралия и Северной Территорией висит объявление “We have no speed limits but lots of wildlife.”  А напротив располагается огромный плакат уж и вовсе дадаистского содержания "Клинохвостые орлы взлетают медленно".
Моих родителей, путешествовавших вокруг Австралии на машине (_нет_ таких пустынь и болот, где не пройдет "тоёта-кэмри"), это сочетание несколько удивило.   Ну взлетают и взлетают.   Ладно, едут.   И через пару километров видят, что посреди дороги лежит очередная жертва отсутствия ограничений скорости - большой серый кенгуру.  А на нем – приемочная комиссия – три вороны, два коршуна и посредине, как председатель, внушительных размеров клинохвостый орел.  Вороны вспорхнули тут же.  Коршуны подождали первого гудка, и тоже взлетели.  Орел распахнул бесконечные свои крылья и начал ими размахивать.  Он машет, ойтец едет, орел машет – эффекта никакого, ойтец вжимает тормоз в пол, но тут орел очень тяжело и неуклюже снимается-таки с туши и взлетает, прошуршав перьями по ветровому стеклу.  Размах крыльев - три метра.
В общем, авторы плаката были правы.  Медленно они взлетают.  С достоинством.

Слона завели в здание через гараж.  Это мне стало известно уже потом.  А так прихожу я в 8 утра на работу, а в атриуме - слон.  Индийский.  Причем, если по запаху судить - уже довольно давно.
Атриум у нас стильный, модерновый.  Белые стены, белые угловатые колонны, поверху- легкие мостики, соединяющие верхние этажи, пол в крупную - метр на метр - серо-белую мраморную клетку.  И две огромных мраморных головы на низких постаментах.  Одну из них и обнюхивал слон.  Серо-коричневый такой, с пучками волос в самых неожиданных местах.  И очень все-таки большой.   Это отдел рекламы какую-то новую заставку снимал.
По периметру бегал помреж и шептал "Слона не кормить."  Никто и не порывался.  Никто особо и не останавливался.   Меня тронули за плечо.  Оборачиваюсь - наш начальник отдела, Гильберт.  Смотрит на меня внимательно.
- Что-то случилось?- говорит.
- Да ничего,- отвечаю я,- Слон вот.
- А,- облегченно вздыхает он,- слон...  А я смотрю, ты уже пять минут тут стоишь, я думал, что-то серьезное.- и пошел к себе.
И действительно.  Слон и слон.  Вон, служба новостей во дворик потянулась, утренний кофе пить.  Потому что атриум занят.   
Ладно.  Будем работать.  Работы оказалось много, а когда через два часа образовался перерыв и можно стало выкатиться за чаем, оказалось, что слона уже нет.  Говорят, он не хотел уходить и страшно трубил, когда его выдавливали в гараж.   Но у нас хорошая звукоизоляция, так что мне не было слышно не только слона, но и коменданта здания, которого призвали ликвидировать последствия визита крупного млекопитающего в наш хирургический атриум.

Видимо, в полной аналогии с нашим старым анекдотом:
   Экзамен (приемный, кажется) в каком-то гуманитарном ВУЗе. Тема - что-то по М-зму - Л-зму. Абитуриент мнется... Преподаватель, уставший и унылый, спрашивает:
- Ну, хоть кто такой Карл Маркс, вы знаете?
- Ээээ....
- Молодой человек, да вы откуда приехали?
- Из Урюпинска...
Преподаватель вздыхает: "Эх, бросить все, что ли, и уехать в Урюпинск!..." 

Баллада о коллекциях
Как-то раз в штаб австралийской армии звонит некая дама (тут это просто - телефон есть в справочнике) и говорит, что, поскольку ее муж умер, то его железяки ей больше не нужны, и не приедет ли кто-нибудь их забрать, потому что они занимают два очень полезных ангара. "Какие железяки?"- спрашивают ее. "А ваши, военнные, я в этом ничего не понимаю." Ну, послали туда сержанта и грузовичок. Возвращается сержант с белыми глазами - там два ангара артиллерии. В основном, времен второй мировой войны, но все действующее, в прекрасном состоянии, со снарядами. Английское, американское, немецкое, японское. Покойник был коллекционер. Дама эта какой-то свой садовый столик подперла ящиком со снарядами, а они лежат уже 50 лет, практически разложились и ухнуть это все могло в любой момент. Там неделю саперы возились, вывозили это все. Австралия.  

Баллада о страшной ночи
Как-то раз звонит ойтецу милая австралийская дама, которой мы были очень обязаны и зовет нас в Стратфилд (это район, где проживают харбинские русские) на вечер памяти Миклухо-Маклая.  В тамошний русский клуб.  Самим нам, конечно, при всем нашем уважении к Миклухо-Маклаю, и в голову не пришло бы туда тащиться, но отказываться было как-то уж сильно неудобно.  Мы поехали.  Русский клуб, как положено, с ванной, гостиной, фонтаном и садом.  Ресторан. Там уже сидит человек 150.  Едят.  На стене репродукция Васнецова.  Три богатыря.  Мне больше всего понравилась физиономия Алеши Поповича, не оставляющая никаких сомнений в его принадлежности к определенному меньшинству.  Ну, Алеша, ну, бывает.  У остальных, кажется, было обыкновенное похмелье.  В конце довольно большого зала - сцена.  На сцене кто-то речь говорит - не то по русски, не то по английски.  А над сценой раскинул крылья здоровенный двуглавый орел.  Почему-то с довольно большим, можно сказать, раздутым брюхом - вероятно, сумчатый.  Или беременный.  Или просто объелся.  На столиках под каждой тарелкой лежал экземпляр длинного стихотворения "Друг издалека", посвященного опять-таки Миклухо-Маклаю.  Я естественно, прибрамши этот шедевр, но ойтец его тут же кому-то подарил, так что буду цитировать по памяти:
"Шел без ружья ты к людоеду,
ему советом помогал (интересно, каким?),
но все тебе казалось мало,
горя, как факел, ты пылал."  
Служил Гаврила хлебопеком.  Но это опять-таки ладно, на такое способна даже одесская самодеятельность.  Но лица, но костюмы....  За соседним столиком сидела дама лет пятидесяти в отороченной мехом пятиярусной полупрозрачной юбке до колен, атласном корсете и - я знаю? - белом с золотом кокошнике. («Снегурочка.»-сказали мы с ойтцем.)  Сопровождал ее молодой человек в смокинге, при часовой цепочке, заимстованной непосредственно из произведений Островского, и галстуке-бабочке - над которым развевались лохматые (и явно немытые) белесые патлы и торчала физиономия откуда-то из пособия по происхождению человека.  Они еще потом отплясывали вдвоем "калинку" под аккомпанемент балалайки, аккордеона и почему-то виолончели.  А потом трио грянуло "Семеновну" и ведущий закричал - "Танцуют все!".  И тут начался пандемониум.  Самое странное было – в центре этой толпы танцевала какая-то дама в черном платье – и танцевала правильно.  Как надо.  И на ее фоне окружающая среда смотрелась как-то особенно дико.  А главное - мы даже сбежать не могли - мы приехали с компанией австралийцев и на чужой машине.  Австралийцы, надо сказать, развлекались вовсю - они никогда в жизни такого не видели.  Когда мы уже двинулись на выход, один местный деятель поймал нас и очень вежливо предложил купить портрет Маклая, написанный каким-то знаменитым стратфилдским художником.  И показал предмет разговора.  Тут у нас с ойтцем отказали тормоза и мы дружно отреагировали как две кукобарры.  Ойтец потом по дороге домой все время повторял: "Не умеем мы с тобой себя вести совершенно." - но в голосе его не было слышно раскаяния.  Ну совсем.
В общем, все, что советское кино наклеветало про русскую эмиграцию - это наглая и неумеренная лесть.