Картинка из жизни.
Шесть человек - семья из трех и столько же гостей - гоняются по гостиной за просочившейся в среду обитания фалангой.  Народу много, фаланга шустрая, истребить ее никак не получается, а делить с ней жизненное пространство страшно неохота.  Посреди всего этого "ты лови ее лови, ты дави ее дави!" мать семейства замечает на стене огромного мохнатого паука-охотника.  Останавливается, набирает воздух, и рявкает - "А ты чего сидишь? Работай давай!"

С уважением,
Антрекот

Фаланга - такая кузина скорпиона.  Она, к счастью, не летает.

С уважением,
Антрекот

Одна наша приятельница, в тщетной попытке похудеть, стала есть корм для птиц.  Birdseed.  Такие прессованые брикеты из всяких семян и орехов – угрызть невозможно, калорий ноль, а ощущение что что-то все-таки ешь.  И заходит она в китайскую лавочку, купить очередной пакетик.  А там новый китаец.  Она просит у него birdseed (то есть птичьи семена).   Китаец некоторое время хлопает глазами и затем спрашивает “What kind of bird would you like to plant, ma’am?” ("Какой вид птиц вы желаете посадить, мэм?")  Впоследствии оказалось, что он две недели как с материка, что ему интенсивно показывали Австралию и что птицы, растущие из семян, не показались ему особенно странными на фоне прочих здешних обстоятельств.

С уважением,
Антрекот

Вот тут еще. С фотографией.
http://www.wirade.ru/cgi-bin/wirade/YaBB.pl?board=stories;action=display;num=106...

Истории с двух работ или жалостная песнь для общего успокоения

Первый эпизод начался с того, что моя коллега по техникуму  - индонезийка с непристойным именем Эммакулата - в очередной раз пожаловалась за чаем, что в Австралии не достанешь самых простых вещей.  Вот есть, например, такая индонезийская крупа - шамлин называется.  То есть, это она в Индонезии есть.  И в Китае.  И даже в Англии.  А в Австралии ее как раз нет.  А она идет в кучу блюд составляющим.  И сама по себе, если поджарить и с соусом - объедение.  А уж каша из нее всем здешним овсянкам сто очков вперед даст.  Она этот шамлин здесь три года найти не могла, наконец, посоветовали ей какую-то лавочку на другом конце города - вот она туда в следующий понедельник поедет.  Да, - думаю я -  вкусная, наверное, крупа, если за ней за 70 километров едут.  Тут в разговор вступает коллега Дэниел и говорит, что ел этот шамлин в Куала-Лумпуре, и действительно вещь совершенно замечательная, и нельзя ли ему упаковочку, раз уж Эмма все равно едет.  Я думаю, и тоже заказываю пакетик.  А в понедельник прихожу в колледж и встречает меня сияющая Эмма - купила.  И дешево совсем - доллар семьдесят упаковка.  Беру я эту упаковку - и только присущее мне исключительное чувство такта в сочетании с острым спазмом челюстной мышцы удерживает меня от хохота.  Загадочный бесценный индонезийский шамлин оказался мелкой белой крупой - в просторечии - манкой.  Каша из него, видите ли, замечательная получается...

--------------------------------------------------------------------------------
---
Несколько месяцев назад наша телестудия показывала программу про Леона Термена - был такой инженер и музыкант, создатель терменвокса (первого электронного инструмента), а также товарищ, налаживавший Сталину систему прослушивания в Кремле.  (В интервью - ему было 93 года - говорил, что никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал - аппаратуру они сделали хорошую, но чудовищно дорогую.  С помощью его жучков вожди могли подслушивать разве что друг друга.  “А против этого,- говорит Термен,- я ничего не имел.”)  Так вот, а за кадром там все время звучит этот его терменвокс.  Ощущение достаточно тяжелое - в Голливуде этот инструмент использовали, чтобы озвучивать всяких пришельцев из космоса и прочих маньяков.  В четверг Термен вышел в эфир, а в пятницу утром звонит нам на центральный терминал какой-то тип и просит кого-то из тех, кто делал передачу.  Дежурный, ничтоже сумняшеся, переключает его на меня - субтитры-то мои.  И я получаю волну горячей благодарности.  Тип рассыпается в мелкий порошок, благодаря меня лично и всю контору в целом за несравненное удовольствие, которое мы ему доставили.  “Видите ли, у меня три мастифа.  Как только начался фильм, они уселись перед телевизором - и так и просидели все полтора часа, не отводя глаз от экрана, покачиваясь в такт и даже пытаясь подвывать.  Я не знаю, что они там слышали, но они были счастливы.  Спасибо вам огромное.”  И повесил трубку.  Все это называется “художник нашел свою аудиторию”.

Баллада о новом платье попугая

В Сиднее осень, и моя тетка Эмилия вяжет. Она смотрит " Обыкновенное чудо", которое знает наизусть, и старательно считает петли.
В доме ее приятельницы живет попугай.  Он как бы член семьи.  И он заболел странной попугайной болезью - начал лысеть.  То-есть терять перья.  И за полгода облез совершенно. Если существует суп из попугаев, этот готов полностью - на нем нет ни перышка.  Просто здоровенный голый попугай.  А отопления в сиднейских домах нет. Желающие покупают электрообогреватели - хитеры.  Попугаю купили хитер, но он мерзнет все равно. Он мерзнет, у него портится характер, а воспаление легких  для птиц - смертельная болезнь.
Теперь моя тетка вяжет ему свитер.
Это уже второй.  Первый она связала зеленый, а зеленое носить попугаям, оказывается, западло, поэтому голый идиот сразу же раздергал зеленый свитер по ниточке.  Единственное, что у него сохранилось от прежней жизни - огромный и крепкий клюв.  Вот этим клювом за две минуты он и ликвидировал зеленый свитер.
Новый свитер - розовый.
   - Понимаешь, - грустно говорит тетка. - я не могу точно вывязать проймы. Он не дал измерить проймы, когдя я его обмеряла. Он не хотел поднять крылья ни за что. Я боюсь, что сделала слишком большие проймы.
Осень.  По ночам температура падает до плюс пятнадцати.  Дождь.  Попугай кутается в новый свитер.  Он-таки немножко великоват и попугай прижимает крылья к бокам.

Баллада о непереводимой игре слов

Вызывают меня как-то на госбиржу труда переводить.  Товарищ, по специальности шеф-повар, работу ищет.  Приехал в Австралию по вызову в большой русский ресторан, хозяин ему постоянное проживание выправил – и помер.  А наследники ресторан продали.  Так что надо трудоустраиваться.  Ну а в госагентстве по трудоустройству народ дотошный – требуют всю биографию, начиная с первого «агу».  И я все это перевожу.  А товарищ объясняет, что последние годы был в Москве совладельцем бани. 
- Подробнее.- говорит агентесса. – Что, как, сколько народу работало.
- Ну, во-первых у нас была парилка.
- То есть это была сауна?
- Да нет, я же говорю – баня.
- ?
- А еще у нас было два зала с тренажерами.
- То есть у вас был gym?
- Нет, у нас была баня.
- ??
- Потом был ресторан.  Два повара, три помощника.  Я – шеф-повар.  Официанты, уборщики...
- То есть у вас был рекреационный центр?
- Да нет же, у нас была баня.
- ???
- А наверху были номера.
- Номера?
- Ну чтобы можно было с девушками прийти.
- Так у вас был бордель!- радостно кричит наконец все понявшая агентесса.
- Нет.  У нас была баня.
Агентесса окончательно выпадает в осадок, а клиент, ничтоже сумняшеся, продолжает:
- Нет, мы девочек не поставляли.  Они сами приезжали, а своих у нас не было.  Это же страшные деньги.  Мы и за ресторан-то платили бог знает сколько...
- Это бандитам?- спрашивает понятливая агентесса.
- Да.- кивает клиент,- в московскую мэрию.
- Простите, я про рэкет...
- А я про что!- радостно кричит клиент.
На этом агентесса встала и ушла, видимо, рассудок и жизнь были дороги ей.
На смену ей явилась другая, выслушавшая повара без всяких признаков недоумения и составившая ему прекрасное резюме.  Впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что она из Аргентины.

Баллады с SBS

У нас на работе появился новый оберподметайло – молодой человек по имени Доминик.  Вообще-то его взяли помощником старшего по субтитрам – потому что старший по субтитрам Эндрю МаКормик зашивается и в одиночку исполнять свои обязанности не может.  Но поскольку Эндрю МаКормик зашивается, то и обучать помощника он тоже не в состоянии – времени нет.  Так что Доминик сидит пока в офисе – привыкает. 
Сцена первая.  У отца день рождения.  Поэтому я покупаю ему подарок – длинный рыбацкий нож.  Предыдущий плавает где-то в синем и далеком океане непосредственно в тунце.
Ну вот, покупаю ножик и приношу его на работу – показать старшему менеджеру отдела Гленну, который тоже завзятый рыбак.  Захожу в контору с обновкой в руках – Гленна нет, на его месте сидит Доминик и разговаривает по телефону.  При виде меня он нервно вскидывается, некоторое время моргает, а проморгавшись, быстро сворачивает разговор и вешает трубку.  Еще некоторое время смотрит на меня, а потом все-таки спрашивает «Я могу вам чем-нибудь помочь?».  «Да нет, - вполне искренне отвечаю я, - мне собственно Гленн нужен.»  И показываю ножик.  «Е-его нет.  Он вышел.  Мне что-нибудь ему передать?» И моргает как землеройный автомат.  «Спасибо, - отвечаю я, уже начиная понимать, в чем дело, - я лучше потом зайду.  Это личное.»  Киваю ему и ухожу.  Минут через десять ко мне в будку заходит Гленн, дает ножу добро и попутно замечает, что этот новенький Доминик как-то странно себя ведет – сказал, мол, что заходили тут с ножом, и интересовался, что вообще положено делать в подобных случаях – как будто ты рыбацкие принадлежности каждый день покупаешь...
А по телефону Доминик разговаривал с нашими системщиками – плакался на какой-то глюк -, а потом прервал жалобы пленного турка словами «Ой извините, тут русский с ножом.»
Впрочем, шарахаться от меня в коридоре Доминик уже перестал.

     Сцена вторая.  Восемь вечера.  За столиком в атриуме обедает ночная смена.  Разговор за столом вполне пристойный и профессиональный.  Речь идет об идиомах.  В процессе разговора всплывает «близок локоть, да не укусишь».  После буквального перевода редактор Белинда Грин (недавно вышедшая замуж и ставшая Белиндой Грин-Паркс) поднимает брови домиком и говорит – «Как не укусишь?».  Откидывается на стуле, как-то поворачивает плечевой сустав, выгибает шею – и кусает себя за локоть.  Мы восхищенно апплодируем.  Мимо идет Доминик с коробкой кассет.  Останавливается, смотрит на Белинду, верит своим глазам, тяжко вздыхает и уходит.  Бедняга работает у нас уже три недели. 

Сцена третья.  Уже без Доминика.  Звонит мне как-то милая дама Лилиан и просит зайти к ней.  Вообще-то Лилиан переводчик с шведского, но в Швеции что-то бастует кинопромышленность и поэтому бедная скандинавская леди ваяет субтитры для глухих.  В этот раз она клепала какую-то подборку мультиков на 12.30.  Один из мультфильмов попался русский.  То есть в документации значилось, что никакого текста в фильме нет, а есть одно мультяшное мычание, но показалось Лилиан, что слишком уж оно членораздельное.  И решила она позвать меня проверить.  Сажусь, слушаю, и понимаю, что наши просмотровики эту часть русского языка, конечно, опознать не могли.  Ни как членораздельную речь, ни как что-нибудь еще.  «Машка,- кричит старуха,- корова, твою... , вымя твое... , ё..., куда ж ты ...» В общем, как говорит Михал Маньевич, «Мы ж на барже...» 
Перевожу я все это Лилиан и смотрю как ее естественный мягкий нежно-розовый скандинавский цвет лица постепенно блекнет до столь же мягкого нежно-зеленого.  Салатового, можно сказать.  И не потому, что Лилиан текстов этих не слышала.  Отнюдь.  Дама у нас из «поколения цветов», так что я полагаю, что в лексике этой она ориентируется много свободнее меня.  Просто ей пришло в голову, что бы было, не окажись она такой въедливой и добросовестной шведкой.  Пошел бы себе этот мультик подборкой в 12.30, в самое что ни на есть детское время.  И все.  И плакал наш бюджет на следующие два года.