Мужики тоже плачут

Холодный и яркий февральский день. Я только что отвёз усыплять любимую собаку. Лучшего друга, который прожил со мной 14 лет. Вышел от ветеринара, сел на лавочку и заплакал.
Подошла мамаша с ребёнком.
— Мама, мама, почему дядя плачет?
— Пойдем отсюда, дядя пьяный! Постыдился бы средь бела дня!
Подошёл милиционер.
— Ты что тут сидишь? Нализался? Документы!
Подошли пацанчики.
— Э, братюнь, ты чё как не мужик? Чё слюни распустил? Тьфу, ба-а-аба!
Подошла бабулька. Сказала, что молодёжь совсем оборзела, и вообще, все наркоманы.
Подошла рыженькая девушка. Спросила, чем помочь. Протянула пачку бумажных платочков, взяла за руку и увела в кафе. Пока умывался и отсмаркивался, заказала мне кофе с коньяком — тебе надо, говорит. Через полчаса я рассказывал ей, как мы с Джулей ездили в лес, как она радовалась, когда я приходил с учёбы, как не любила вредного соседа… Девушка слушала, улыбалась, расспрашивала и сочувствовала.

Так вот, рыжая, если ты это читаешь — спасибо тебе, счастья всяческого, и пусть твой кот всегда будет здоров и весел. В память о нашей встрече я сегодня взял котёнка, серого, как у тебя — завести другую собаку ещё не могу.
Остальные… А, да ну вас. Даже не задолбали — противно.

Откуда-то отсюда: http://zadolba.li/page/1181
#10660

Хороший же рассказ и показательный, да. И рыжая молодец. А то злые все стали...

Прислали только что почтой...

- Здесь занимают очередь на жертвоприношение?
- Здесь, здесь! За мной будете. Я 852, вы - 853.
- А что, так много народу?
- А вы думали??? Одна вы, что ли, такая умная? Вон все, кто впереди - туда же.
- Ой, мамочки! Это когда же очередь дойдет?
- Не беспокойтесь, тут быстро. Вы во имя чего жертву приносите?
- Я - во имя любви. А вы?
- А я - во имя детей. Дети - это мое все!
- А вы что в качестве жертвы принесли?
- Свою личную жизнь. Лишь бы дети были здоровы и счастливы. Все, все отдаю им. Замуж звал хороший человек - не пошла. Как я им отчима в дом приведу? Работу любимую бросила, потому что ездить далеко. Устроилась нянечкой в детский сад, чтобы на виду, под присмотром, ухоженные, накормленные. Все, все детям! Себе - ничего.
- Ой, я вас так понимаю. А я хочу пожертвовать отношениями… Понимаете, у меня с мужем давно уже ничего не осталось. У него уже другая женщина. У меня вроде тоже мужчина появился, но… Вот если бы муж первый ушел! Но он к ней не уходит! Плачет… Говорит, что привык ко мне… А мне его жалко! Плачет же! Так и живем…
- А вы?
- Я тоже плачу. Мучаюсь вот, давно уже. С ума сойду скоро!
- Да, жизнь такая жестокая штука. Всегда приходится чем-то поступаться. Приносить что-то в жертву.
Распахивается дверь, раздается голос: "Кто под 852? Заходите!".
- Ой, я пошла. Я так волнуюсь!!! А вдруг жертву не примут? Не забудьте, вы - следующая.
853 сжимается в комочек и ждет вызова. Время тянется медленно, но вот из кабинета выходит 852. Она в растерянности.
- Что? Ну что? Что вам сказали? Приняли жертву?
- Нет. Тут, оказывается, испытательный срок. Отправили еще подумать.
- А как? А почему? Почему не сразу?
- Ох, милочка, они мне такое показали! Я им - ррраз! - на стол жертву. Свою личную жизнь Они спрашивают: "А вы хорошо подумали? Это же навсегда!". А я им: "Ничего! Дети повзрослеют, оценят, чем мама для них пожертвовала". А они мне: "Присядьте и смотрите на экран". А там такое кино странное! Про меня. Как будто дети уже выросли. Дочка замуж вышла за тридевять земель, а сын звонит раз в месяц, как из-под палки, невестка сквозь зубы разговаривает. Я ему: "Ты что ж, сынок, так со мной, за что?". А он мне: "Не лезь, мама, в нашу жизнь, ради бога. Тебе что, заняться нечем?". А чем мне заняться, я ж, кроме детей, ничем и не занималась??? Это что ж, не оценили детки мою жертву? Напрасно, что ли, я старалась?
Из двери кабинета доносится: "Следующий! 853!".
- Ой, теперь я. Господи, вы меня совсем из колеи выбили! Это что ж??? Ай, ладно!
- Проходите, присаживайтесь. Что принесли в жертву?
- Отношения.
- Понятно. Ну, показывайте.
- Вот. Смотрите, они, в общем, небольшие, но очень симпатичные. И свеженькие, не разношенные, мы всего полгода назад познакомились.
- Ради чего вы ими жертвуете?
- Ради сохранения семьи.
- Чьей, вашей? А что, есть необходимость сохранять?
- Ну да! У мужа любовница, давно уже, он к ней бегает, врет все время, прямо сил никаких нет.
- А вы что?
- Ну что я? Меня-то кто спрашивает??? Появился в моей жизни другой человек, вроде как отношения у нас.
- Так вы эти новые отношения - в жертву?
- Да, чтобы семью сохранить.
- Чью? Вы ж сами говорите, у мужа - другая женщина. У вас - другой мужчина. Где ж тут семья?
- Ну и что? По паспорту-то мы все еще женаты! Значит, семья.
- То есть вас все устраивает?
- Нет! Нет! Ну как это может устраивать? Я все время плачу, переживаю!
- Но променять на новые отношения ни за что не согласитесь, да?
- Ну, не такие уж они глубокие, так, времяпровождение… В общем, мне не жалко!
- Ну, если вам не жалко, тогда нам - тем более. Давайте вашу жертву.
- А мне говорили, у вас тут кино показывают. Про будущее! Почему мне не показываете?
- Кино тут разное бывает. Кому про будущее, кому про прошлое… Мы вам про настоящее покажем, хотите?
- Конечно, хочу! А то как-то быстро это все. Я и подготовиться морально не успела!
- Включаем, смотрите.
- Ой, ой! Это же я! Боже мой, я что, вот так выгляжу??? Да, вранье! Я за собой ухаживаю.
- Ну, у нас тут не соцреализм. Это ваша душа таким образом на внешнем виде отражается.
- Что, вот так отражается??? Плечи вниз, губы в линию, глаза тусклые, волосы повисшие…
- Так всегда выглядят люди, если душа плачет…
- А это что за мальчик? Почему мне его так жалко? Славненький какой… Смотрите, смотрите, как он к моему животу прижимается!
- Не узнали, да? Это ваш муж. В проекции души.
- Муж? Что за ерунда! Он взрослый человек!
- А в душе - ребенок. И прижимается, как к мамочке…
- Да он и в жизни так! Всегда ко мне прислушивается. Прислоняется. Тянется!
- Значит, не вы к нему, а он к вам?
- Ну, я с детства усвоила - женщина должна быть сильнее, мудрее, решительнее. Она должна и семьей руководить, и мужа направлять!
- Ну, так оно и есть. Сильная, мудрая решительная мамочка руководит своим мальчиком-мужем. И поругает, и пожалеет, и приголубит, и простит. А что вы хотели?
- Очень интересно! Но ведь я ему не мамочка, я ему жена! А там, на экране… Он такой виноватый, и к лахудре своей вот-вот опять побежит, а я его все равно люблю!
- Конечно, разумеется, так оно и случается: мальчик поиграет в песочнице, и вернется домой. К родной мамуле. Поплачет в фартук, повинится. Ладно, конец фильма. Давайте завершать нашу встречу. Будете любовь в жертву приносить? Не передумали?
- А будущее? Почему вы мне будущее не показали?
- А его у вас нет. При таком настоящем - сбежит ваш выросший "малыш", не к другой женщине, так в болезнь. Или вовсе - в никуда. В общем, найдет способ вырваться из-под маминой юбки. Ему ж тоже расти охота.
- Но, что же мне делать??? Ради чего я тогда себя буду в жертву приносить???
- А вам виднее. Может, вам быть мамочкой безумно нравится! Больше, чем женой.
- Нет! Мне нравится быть любимой женщиной!
- Ну, мамочки тоже бывают любимыми женщинами, даже часто. Так что? Готовы принести себя в жертву? Ради сохранения того, что имеете, и чтобы муж так и оставался мальчиком?
- Нет, не готова. Мне надо подумать.
- Конечно, конечно. Мы всегда даем время на раздумья.
- А советы вы даете?
- Охотно и с удовольствием.
- Скажите, а что нужно сделать, чтобы мой муж - ну, вырос, что ли?
- Наверное, перестать быть мамочкой. Повернуться лицом к себе и научиться быть Женщиной. Обольстительной, волнующей, загадочной, желанной. Такой цветы дарить хочется и серенады петь, а не плакать у нее на теплой мягкой груди.
- Да? Вы думаете, поможет?
- Обычно помогает. Ну, это в том случае, если вы все-таки выберете быть Женщиной. Но если что - вы приходите! Отношения у вас замечательные просто, мы их с удовольствием возьмем. Знаете, сколько людей в мире о таких отношениях мечтают? Так что, если надумаете пожертвовать в пользу нуждающихся - милости просим!
- Я подумаю!
853 растерянно выходит из кабинета, судорожно прижимая к груди отношения. 854, обмирая от волнения, заходит в кабинет.
- Готова пожертвовать своими интересами ради того, чтобы только мамочка не огорчалась.
Дверь закрывается, дальше ничего не слышно.
По коридору прохаживаются люди, прижимая к груди желания, способности, карьеры, таланты, возможности, любовь - все то, что они готовы самоотверженно принести в жертву… 

В рунете можно найти, к примеру, здесь...

И я вам опять Дивова принесу, ладно?..

- Мужчина! Драться будем?!

Сейчас будет пост восьмомартовский, который я тогда не написал.
У всех двадцать второе, а у меня восьмое – с праздником.

Был поздний вечер 7 марта, половина двенадцатого, считайте уже ночь. Трезвый и усталый, я стоял на «Боровицкой», ожидая поезда. И тут на перрон рядом со мной вышла группа молодых людей в цветах «Анжи». Один даже в флаг замотанный. Немного, человек шесть-семь.
Вот зачем подземная милиция гуляла в брониках и шлемах – а я понять не мог, к чему такой карнавал.
Я за футболом не слежу, и он со мной случается внезапно. Например, въезжаешь ночью в город, и вдруг какие-то самоубийцы под колеса бросаются: а это наши выиграли.

Что мне сразу показалось неправильным – с молодыми дагами не было ни одного взрослого опытного мужика. У этих ребят дурная слава: оставшись без опеки авторитетного дяди, они наглеют и ошибаются. Могут и сильно ошибиться. Например, повалять дурака и поискать неприятностей в местах, для того не оборудованных.
Вагон к нам подъехал спокойный и цивильный: все сидят, много женщин. Нормальный такой вагон, ехать можно, и никаких проблем, если юноши вздумают заняться фанатизмом с шовинистическим уколоном и пугать мирный народ. Пускай меня пугают, если захотят. Стая молодняка опасна посреди платформы или на улице, потому что зайдет со всех сторон. А в вагоне все наоборот, там они – моя добыча. Я просто встану в проходе, а если кто рыпнется – спокойно предъявлю свою маньячную зубочистку, и концерт окончен. Максимум, что ребята смогут, это устроить митинг протеста и заклеймить меня позором. Дело привычное: меня всегда клеймят позором, когда боязно с таким уродом связываться. А зачем сумасшедший ножик в руке – сказано уже, я им в зубах ковыряю.
В общем, если припрёт - не будет тут беспорядков. Это мой город.
Я зашел в вагон вслед за дагами, огляделся, где бы ловчее устроиться – и тут в дверь проскользнул русский лет тридцати с характерной фанатской символикой. Шапочка, шарфик. И встал подчеркнуто спиной к болельщикам «Анжи».
И еще пара-тройка человек нарисовалась, без опознавательных знаков, но будто связанная с этим гражданином невидимыми нитями.
Как скучно быть взрослым, трезвым и наблюдательным: я мигом потерял всякий интерес к происходящему. Убрался в конец вагона, прислонился к торцевой двери и журнальчик раскрыл. Ну, посматривал изредка одним глазом, чего там в вагоне творится – ждал, когда начнется. Потому что в «моем» торцевом отсеке сидели четыре девчонки, лет до двадцати пяти, и еще парень того же примерно возраста, сам по себе, музыку слушал. Когда начнется – не надо, чтобы сюда прилетело. Плохо, если ты сидишь, и вдруг прилетает тело головой вперед, а тебе и дернуться некуда. Голова штука твердая, ушибет – мало не покажется.
Даги сидели и стояли компактно, мужчина с символикой неспешно перемещался по вагону. В последний раз, когда я его видел прежде, чем началось, он обнимал за шею некоего молодого человека и что-то шептал ему на ухо.
Началось примерно в 23:40, между «Тульской» и «Нагатинской» - резко, сразу. Вагон будто взорвался.
И тогда парень, который безмятежно слушал музыку, поднялся и встал рядом со мной.
В вагоне была форменная куча-мала. А мы вдвоем удобно и устойчиво заперли выход из отсека, заслонив собой девчонок, устроились каждый вполоборота, и эта куча накатывалась на нас – и откатывалась. Накатывалась – и откатывалась.
Мы еще успели друг другу сказать в промежутках между волнами:
- Стоим!
Это важно обговорить, а то вдруг напарник хочет выдвинуться вперед – тогда одного, кто останется, следующая волна просто развернет и пролетит мимо. И начнет колбаситься в отсеке. С биомассой в полтонны весом особо не поспоришь.
Напарник пониже меня и намного легче, но сильный оказался. Это пригодилось. И спокойный. Это пригодилось тоже.
И мы стояли. Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем. Действительно улыбались. И только бейсболки пострадавших летели мимо нас.
Я, кажется, никого даже не пнул толком. Просто отбрасывал. Драка быстро переместилась в партер, народ сцепился по двое и катался по полу колобками. Трогательно беззащитные такие колобки: бери да вырубай любого, кто подвернулся. Сверху пяткой в голову – и готов. Соблазн велик, но я так не играю: извините, не моя война. Реальные хардкорные фанаты меня бы вряд ли поняли, вздумай я пришибить кого исподтишка. Здесь был не хардкор, а фигня на палочке, ну так и мы с напарником – рядовые пассажиры метро. Защищаем кусок жизненного пространства.
Штанину мне эти колобки испачкали, потому что моментально собрали на себя всю грязищу. Одна сладкая парочка в какой-то момент заползла нам под ноги, это меня немного беспокоило, а в остальном – шикарная позиция.
Мы так долго могли стоять.
Только девчонки сзади взвизгнули пару раз, когда мы с напарником чуть-чуть пружинили при очередном накате кучи-малы. Ну, простите, на нас валилось по пятеро-шестеро, да со всей дури. А потом еще между мной и сиденьем просунулись откуда-то снизу те двое, которые сплелись на полу, как две гадюки. Они никому не мешали, были заняты друг другом, но смотрелись, конечно, не гламурно совсем. Слава богу, как приползли, так сами и уползли, а то я не знал, что с ними делать, очень не хотелось изгваздать перчатки.
А потом все кончилось. Народ, мерзавски перепачканный, с битыми и драными мордами, стоял, ругался, отряхивался, выяснял, до какой станции едет противник, вызванивал по мобилам подмогу и грозился: «Ну, теперь жопа вам!».. У нас одна девчонка шмыгала носом – очень ей все это шоу не понравилось, - и как только открылись двери, побежала из вагона. За ней, подумав секунду-другую, выскочили остальные: «Да чего ты ждешь, пошли отсюда!» Мы с напарником переглянулись и остались. Он явно не собирался покидать вагон, а мне вообще до «Севастопольской», интервалы между поездами большие - чего я буду суетиться. Только садиться нежелательно: вдруг начнется второй раунд, и тело прилетит – ну, объяснял уже. Глупо получить в лицо ботинком от человека, который этого не планировал, и вообще случайно тут.
Ну и, значит, едем мы. В вагоне движуха: женщины стыдят драчунов, те огрызаются. Диалог офигеть какой конструктивный:
- Вы будто не из одной страны!
- Это наша страна!
Между делом драчуны планируют второй раунд товарищеского матча в точке прибытия, уже на поверхности.
Поезд едет. Напарник мой вышел. И тут гражданин в фанатской символике – кстати, шапочка на месте, чистенькая, шарфик тоже чистенький, и физиономия без ссадин, - оглядывается по сторонам, ищет, кого бы еще задействовать. Видит меня и задает чудесный вопрос:
- Мужчина! Драться будем?!
- Не-а, - головой мотаю. – Не надо.
Он плечами пожал и не стал развивать тему. А я приехал, вышел на улицу, штанину снегом почистил - и потопал домой.
И я вот чего скажу, барышни и дамы. Позвольте в этот праздничный день восьмого марта пожелать, чтобы рядом с вами по жизни шел мужчина – если он вам, конечно, в принципе нужен, - вот такой, как этот парень, что поднялся и встал со мной рядом. Не громила, не супергерой, нормальный парень, он просто стоял. Со спокойной легкой полуулыбкой - надежно, как стена.
Супергерои умеют, конечно, прыгать и колошматить.
Некоторые вообще летают.
Но в жизни, как правило, надо стоять.

Отлично и присоединяюсь. Отсюда: http://divov.livejournal.com/394063.html

Божебоже. Вот они где, страсти и высокие чувства.

про сантехников

Все приличные люди пишут про сантехников, и я напишу. Вдруг кому пригодится.

Месяц назад из-под раковины в ванной потекла вода. Скромная такая струйка. Выкатилась на пол до середины комнаты, разлеглась и поблескивает.

У нас с мужем распределение обязанностей. У меня регулятор реакций на ВДС - (Внезапное Домашнее Событие) стоит на максимуме, у него - на минимуме. Например, если котика стошнило, я уже мысленно везу его в клинику, пробиваюсь сквозь толпу и кричу ветеринару «три ампулы сердечного!» (с, Веллер). А пока я мечусь и заранее оплакиваю безвременно погибшее животное, муж флегматично убирает с пола и дает пинка развалившемуся на проходе коту.

С водой было так же. Я побледнела, прислонилась к косяку и уставилась на струйку застывшим взглядом. Некстати вспомнилось, как добросердечная жэжэшная общественность собирала деньги для Алеси-Ёпрст, пролившей сто сорок с чем-то нижних этажей, а Алеся отказывалась и не брала, хотя пролитые соседи уже подплывали к ней с нехорошими лицами, гребя мотыгами и вилами.

Но у Алеси-то все закончилось хорошо. С нашими соседями такое не пройдет. Это суровые люди, закаленные в многолетних боях за дворовую парковку. Одним взглядом они укрощают пьяную консьержку, другим заставляют собачьи кучки впитаться в асфальт, третьим выключают орущие сигнализации у машин, и все это одновременно.

Именно поэтому, представив последствия, я привалилась к косяку.

Пришел муж, бесстрастно взглянул на струйку и сказал «успокойся, в выходные я разберусь».
Из-за таких слов я тут же чуть не развелась с ним на месте, прямо в ванной. В выходные! До выходных мы успели бы затопить весь дом, подмыть сваи и уплыть по ленинградскому шоссе в ледовитый океан.

Разумеется, я не собиралась ждать выходных и вызвала сантехников.

Пришли двое, седоусые и в синих комбинезонах. Изучив масштабы бедствия, объяснили, что нужно ломать стену. Все трубы - в стене. В трубе - дыра. Из трубы течет. Как сломаете плитку - зовите.
Я обняла кота и зарыдала ему в живот. Плитку для ванной мы выбирали с такими усилиями, что проще было самим накопать глины, обжечь, покрасить в нужный цвет и выложить стену. Не говоря о том, что под раковиной - встроенный шкаф, который нужно выламывать и убирать.

Но делать было нечего. Пришлось отодвинуть раковину со шкафом, разбить плитку и опять звонить в жэк.

Седоусые мужчины час ремонтировали трубу и ушли, оставив за собой неоднозначный запах, разруху в ванной и счастливую меня.

Вскоре после их ухода на пол из-под раковины просочилась струйка воды.

Я перестала радоваться и снова позвала сантехников. К счастью, в стене уже была дыра. Сантехники обнюхали трубу, нашли еще одну дырку, заклеили и ушли.

Я вернула на место шкаф, убралась в ванной, вытерла пол от цемента.

К вечеру струйка воды снова была на полу.

Я почувствовала себя убийцей, в гостиной которого раз за разом появляется кровавое пятно. Водичка тихо просачивалась откуда-то на пол. Я понимала, что труба скоро лопнет к черту, и тогда потоп не остановить. Нижние жильцы с многомиллионным ремонтом выставят нам иск, мы разоримся, бедность, дешевые сосиски, вытянутые трико, ребенок в лохмотьях, кот в колтунах.

Пришли сантехники. Обняли трубу, спели на два голоса «Услышь меня, хорошая!» Я подпевала.

Когда они ушли, труба напоминала мумию. Ее забинтовали, зацементировали, обмазали медом, птичьим пометом и серой из ушей демона третьего уровня. Если бы на нас извергся вулкан, единственное, что осталось бы от дома через пять тысяч лет - это кусок трубы из нашей ванной.

К утру субботы на полу была струйка воды.

Я тихо засмеялась и пошла бродить по квартире, все так же смеясь и время от времени прикладываясь лбом к стенам.
Муж отложил утренний бутерброд и отправился в ванную. Полюбовался на струйку. Изучил многострадальную трубу. И под конец зачем-то заглянул в вентиляционный короб, находящийся на два метра левее и выше раковины.

После чего хмыкнул, позвонил в жэк и сообщил, что нас проливают верхние соседи. Вода течет по стене короба, добирается до трубы, которая делает изгиб, и дальше сочится уже по поверхности трубы. А за раковиной начинает капать вниз и протекает на пол.

Сантехники бросились к нашему верхнему соседу, обнаружили у него течь, и через десять минут в нашей квартире было сухо.

Это история с широкой моралью. От "выходите замуж за юристов" до "если в комнате есть неизвестная дверца, обязательно загляните за нее - там может обнаружиться много интересного".
Но самая главная мораль - если хорошенько подумать, в итоге окажется, что во всем виноваты те, кто сверху.

Отсюда: http://eilin-o-connor.livejournal.com/49474.html

"Именно вот это - жизнь." То есть, была. А где-то, может, и сейчас так.

Жизнь женщины в русской деревне конца XIX века

Недавно у нас появилась интересная книга - "Жизнь "Ивана". Ее написала Ольга Петровна Семенова-Тян-Шанская, дочь знаменитого путешественника. Сама она не отправлялась в далекие экспедиции - объекты ее исследований жили в соседней деревне Гремячка Рязанской губернии, а многие из них всю жизнь служили в имении ее отца.
Ничего не скрывая и не приукрашивая, на протяжении многих лет Ольга Петровна скрупулезно записывала все, что имело отношение к крестьянскому быту, и собрала огромный массив сведений: устройство дома, инвентарь, еда, одежда, ход сельхозработ, урожайность разных культур, подробнейшие цены (начиная от стоимости каменного дома и до цены сечки для капусты), бюджет семьи, налоги, суды, болезни и лечение, суеверия и обычаи, и т.д.
Болезнь и ранняя смерть помешали Ольге Петровне закончить книгу, но и то, что сделано, имеет большую ценность для историка. "Жизнь "Ивана" вышла уже после ее смерти, в 1906 году, в т. 39 "Записок Императорского Русского географического общества". Позже была издана в 1914 году, но не получила широкой известности, а после войны и революции о ней совсем забыли. Переиздана в наши дни в 2010 году издательством "Ломоносовъ" (http://www.ozon.ru/context/detail/id/4880886/).

В книге множество полезного, но я выбрала то, что меня интересовало в первую очередь, - некоторые подробности о жизни женщин в русской деревне конца XIX века. Там много примечательного. Далее читайте под катом. (Цитируется в некотором сокращении, в квадратных скобках - мои примечания)
--------------------------------------------------------------------
"Маленькие девочки ходят дома в одних холщовых, но только длинных рубахах, и непременно подпоясанные. Очень рано (лет с двух уже) стремятся к тому, чтобы подвязать платком голову. По праздникам на них надевается ситцевый сарафан. Девочки дет с десяти носят уже обыкновенно (даже и дома) шерстяную домотканую юбку.

Маленькие дети в крестьянском быту очень скоро развиваются. Это объясняется участием ребенка во всех почти работах и во всех событиях крестьянской жизни. Взрослые не стесняются все говорить при ребенке, напиваться и драться при нем. Нечего и говорить, что мальчик лет 7-12 и даже девочки этого возраста "ругаются". "Кобель", "сука", "сволочь", "блядь" - очень употребительные детьми ругательства.
Если отец бьет мать, ребенок, разумеется, жалеет мать, но не с той точки зрения, что отец не прав. Жалеет он мать потому, что "того и гляди, убьет ее батя". А лишиться матери - самое ужасное несчастье для ребенка. Мать уж будет биться как рыба об лед, а поднимет своих детей на ноги. Что же до отца, то он замечательно беспечно относится к своим детям-сиротам. Для него их как бы не существует, а мачехи бьют и обижают их.

Девочки лет 7-12 присматривают за младшими братьями и сестрами. Также они пасут скотину, а именно телят. Они помогают и в поле: берут картошку, полют, носят взрослым еду и питье во время полевой поры. Ходят за водой, полоскают белье, учатся шить и прясть, мять лен и коноплю.
Дети с малых лет присутствуют при сговорах, свадьбах. Они очень рано усваивают, что отец "хозяин", мать "хозяйка", отец главенствует над матерью. И всякий ребенок отлично понимает, что девочки будущие "невесты", а мальчики "женихи". В некоторых деревнях до сих пор [1890-е] держатся обычаи "просватывать" девочек лет 12-14 за соответствующих им по возрасту мальчиков. Теперь такие сговоры нередко расстраиваются, когда жених и невеста делаются взрослыми. А если нет, так "невеста" 14-15 лет и "жених" лет 16 начинают сожительствовать вместе до своего совершеннолетия.

Лет двадцать-тридцать тому назад [т.е. в 1860-70-х годах] выходили замуж лет 16-19, женились в 18-20. Гораздо реже выдавали девушек 15 лет. Хотя и опасным считалось засидеться в девках, на девушку смотрели в семье как на рабочую силу, а следовательно, не торопились сбыть с рук. Малого [т.е. парня] же потому торопились женить, что таким способом приобреталась для семьи лишняя рабочая сила.
Теперь [1890-е] выходят замуж лет 16-25, женятся же 18-27.

Встречи с будущим мужем или женой происходили обычно во время весенних или летних "улиц" или на вечеринках. "Улицы" начинались с воскресенья на Красной горке [вторая неделя после Пасхи] и длились вплоть до зимы, по всем праздникам, а иной раз и в будни. На них собирались девки со всей деревни и отчасти молодые бабы, особенно такие, у которых мужья в отсутствии. Начиналась "улица" в сумерки и длилась до часу-двух ночи. Зимой "улицы" заменялись "вечеринками", "вечорками" у какой-нибудь вдовы или одинокой солдатки, которая за освещение (фунт-два керосину) пускала парней и девок к себе в избу.
Наибольшим успехом у девок пользуются те "малые", которые "чисто ходят", то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз. Действует также на девок умение играть на гармонике, словца "вежливые или игривые" (у нас каждую девку теперь называют "барышней" на улице), некоторая ловкость.
Девок на улице любят веселых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. Всякая девушка имеет своего малого, с которым "стоит". Он дарит ее то бумажным платком, то дешевым кольцом или серьгами, то куском розового мыла, то гостинцами - подсолнухами, жамками, рожками. Девушки тоже иногда дарят парней гостинцами. Примечательно, что после "улицы" бабы и девушки провожают парня, а не наоборот; малый даже до порога избы не проводит девушку.
Обычно на таких "улицах" завязывались внебрачные связи, которые часто кончались браком. Хотя очень нередки случаи, когда бросают ту, "которую любили". Старшие нередко ругают и бьют дочерей за такие связи; малым же ничего за это не достается.
С "распутевыми" девками или бабами чинится иногда расправа. "Распутевой" называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Эти любовники сговариваются иногда поучить ее и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут (так, что голова женщины как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне.
Девка, у которой один любовник, уже не считается "распутевой", и ей ворота дегтем не мажут.

О женитьбе или замужестве первые заговаривают бабы, а не мужики; мужики только с ними соглашаются. Прежде всего стремились приобрести в дом "хозяйку" - рабочую силу. Плохим считалось, если сын гуляет с "никудашней девкой", то есть, плохо работающей. Не ценились также "хворые", болезненные невесты. Бывает, впрочем, что какие-нибудь 15-25 рублей, даваемые отцом за девкой, заменяли и здоровье, и ум, и доброе поведение...
Прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за нею ее одежду: холсты, две-пять понев, четыре-шесть рубах, один или два ситцевых сарафана, постель и т.д. Хотя вообще на приданое смотрели мало, обращая главным образом внимание на здоровье и способность к работе.
Жених давал невесте "поклажу": рублей 10-15 денег, овчинную шубу, поддевку из сукна, коты, валенки, пуда 2-4 муки, меру круп, 1-2 ведра водки.
Теперь же за невестой берут деньги (рублей 5-10), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком: глуховата, или косая, или "стара", или есть про нее слухи, что она "гуляла".

Если молодой убедится в недевственности своей жены, тут же иногда чинит расправу: пинки ногою, щипки в живот и половые части. Один малый, женившийся не по доброй воле на "нечестной" девушке, за которой отец давал 15 рублей, так ее истязал после свадьбы, что цветущая девушка превратилась в больную на вид женщину. "Весь низ ей выщипал", - говорила ее мать. Мало того, запирал ее на целый день в маленьком амбарчике без пищи. На ночь тоже запирал ее на замок, а сам уходил к своей любовнице, какой-то вдове. Таскал за волосы, бил, чем попало. Унялся только, когда бедная женщина забеременела, - боялся, "как бы за тяжелую бабу в острог не попасть".

С молодой первое время бывают помягче, кормят получше, т.к. она вступила в новую семью. Поблажка состоит в прикармливании новой работницы, но только на три дня гуляния свадьбы. После работают, как другие.
Беременная жена делает все: справляет всю домашнюю работу, в поле вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, "как овченка": приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит: "как овченка бежит, трясется".
Часто женихи и невесты физически еще весьма мало развиты. Вследствие этого первые дети родятся слабыми и обыкновенно не выживают. Молодые матери также очень часто "засыпают" детей, то есть придушивают нечаянно во сне.
Первого ребенка ждут еще более или менее радостно. Отец ждет сына, матери безразлично, кто будет ее первенький (считалось, что родить дочку - это себе, то есть, помощницу матери и няньку младшим детям).
Отец проявляет интерес и ко второму, и к третьему сыну. Матери же начинают обыкновенно тяготиться уже третьим ребенком. Если же баба начинает часто родить, в семье к этому относятся неодобрительно: "Обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясет каждый год, опять щенка ошлепетила" и т.д.
Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама. На работу в поле мать идет через пять-семь дней после родов, ребенка либо берет с собой, либо оставляет на попечение "старухи" или старшей сестры.
"По закону" муж имеет право спать с женой только после шести недель, когда родильница возьмет очистительную молитву. Но это редко бывает. После первого ребенка муж иногда поберегает жену, а уж после второго и третьего, конечно, нет. Если выпьет, то уже через неделю после родов начинает жить с женой, а нет, так недели через две-три.
Жену, конечно, не спрашивают о ее желаниях: "Аксинья, иди-ка сюда", - и все тут.

В трезвом виде муж бил жену редко, в пьяном - часто и чем попало. Бьют и палкой, и рогачом, и сапогами, кулаками, пинком. Таскают за косы через порог. В селе Мураевне был случай, что пьяница муж убил свою жену "за гульбу". Он замотал ее косы вокруг своей руки и бил головой о порог, о лавки и о стену, пока она не впала в бессознательное состояние, а через день умерла, не приходя в себя.
Если муж бьет жену и при этом сломает тот предмет из своего несложного инвентаря, которым чинил расправу, то ему гораздо более жалко этот предмет, чем избитую жену.
Пьяный муж бьет иногда жену, если она откажется исполнить какое-нибудь его приказание, лечь с ним спать и т.д. Я знала одного мужика, который любил, когда был пьяный, так издеваться над женой: "Становись на колени, клади голову на порог, моя воля, захочу - убью тебя!". И баба должна была беспрекословно класть свою голову на порог, а он заносил над ней топор, причем маленькие дети обыкновенно поднимали плач и крик. Тогда он произносил: "Детей жалко, а то бы не быть тебе живой", - и отпускал ее. Это называется "мудровать над женой".

Профессионального разврата не существует, но очень легко купить всякую бабу деньгами и подарком. Одна баба очень наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего-то за пустяк, за десять яблоков!". Бабы и девки очень любят ходить за яблоками в сады к съемщикам, меняя яблоки на яйца или на самое себя. Нынешним летом был такой случай, что двадцатилетний караульный яблоневого сада изнасиловал тринадцатилетнюю девочку - и мать этой девочки (очень, правда, бедная) помирилась с обидчиком за 3 рубля. Два дня или три после этого кричала эта бедная девочка, и такой испуганный, забитый вид сделался у нее.

Бывает часто и вытравление плода. Жена одного из помещиков помогала бабам при трудных родах, давая им пить настой казацкого можжевельника, который рос у нее в саду. С тех пор, как на деревне прознали про свойства этого растения, чьи-то невидимые руки постоянно обрывали все кусты можжевельника по ночам - очевидно, для целей вытравления, потому что родильницам помещик никогда не отказывал в настое.
Случаи убийства незаконнорожденных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит либо в воду с камнем на шее, либо в густой конопле, или где-нибудь в свином катухе зароет.
В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Крестьяне не любят дознаний, а если что и знают, то помалкивают: "Случился грех, а с кем - Бог его знает, мало ли их, девок, гуляют...". В Мураевне есть баба, которая за некоторое вознаграждение отвозит в воспитательный дом в Москву "гулевых детей" [незаконнорожденных]. К одному бездетному помещику пришла раз баба с предложением купить ее ребенка: "Слыхала я, что тебе дитё нужно, ну думаю, и толкнусь. Он у меня гулевой, а муж скоро приде [с заработков]...".
Надо принимать во внимание незаконных детей и солдаток, и просто замужних женщин. Незаконность таких детей часто известна только семье, и в ее недрах легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на чистую воду. Например, легко нарочно задушить маленького ребенка, навалившись на него якобы во сне.
В одной деревне (очень глухой) был такой случай: выдали замуж беременную девушку, чтобы скрыть грех. Сам муж был смирный и не попрекал жену, но родные не давали ей проходу и в конце концов заявили: "Чтобы ублюдка твоего не было. Умори его". Бедную женщину бил ее свекор, свекровь тоже не давала ей свободно вздохнуть. Наконец молодуха исполнила требование: наскребла спичечных головок в соску и ребенок умер. Она попала под суд, но была оправдана.
Старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству незаконного "щенка", а молодые с усилием и надрывом убивают своих детей. Мужчины, если и догадываются о таких убийствах, то изображают собою "моя изба с краю, я ничего не знаю; бабы там чего-то путают, ну да бог с ними - мне-то что...".

Бюджет у мужа и жены в семье был раздельный. Мужу принадлежала вся усадьба, хлеб, лошади, свиньи, весь инвентарь. Жене - посуда, одежда, лен, куры, корова. Овцы - общее имущество, но бывали овцы "собинки" - частное имущество бабы, которое после ее смерти переходило дочери. Шерсть с овец делилась так: весенняя - бабам, осенняя - мужикам, которые не обязаны были снабжать баб теплой одеждой.
Если жена нанималась летом на работу поденно, плата принадлежала ей самой. Если сдельно - то чаще мужу. В таких случаях бабы часто отказывались работать даже в самую горячую пору, когда платилась высокая цена за уборку хлеба: "Мне-то что, пропадай его (мужнины) деньги пропадом".
Бывают и взаимные покражи у супругов. То муж выкрадет из жениного сундука деньги на кабак, то жена сворует у мужа муки или крупы, чтобы отдать в мелочную лавочку за мыло или ситец..."

И под конец - два рассказа о необычных, по крестьянским меркам, парах.

"Как выражается любовь к жене? Одно время я думала, что никак, потому что внешних выражений нежности нет, даже у молодоженов. Но последнее время я думаю несколько иначе...
Петруха простой мужик, кучер у нас. Он не пьет вовсе (бросил вино, когда после какой-то свадьбы в пьяном виде чуть не утонул в пруду) и не бьет жены. Он простой смирный малый, а жена у него "премудрая". Сам он вовсе не "хозяин", но жена хозяйственна в высшей степени: все обдумает, как посеять, скосить, как купить корову и т.д.
На зов жены Петруха летит в деревню, чтобы сделать, что она просит. Не пустить его, он крадучись уйдет ночью: "Хозяйка моя удумала просо скорей связать, а того и гляди дождь - уж я и скосил ей паюшечку..." (ночью). А если жена ему скажет, что изба не "ухвоена" (не законопачена, ветер дует), он будет сам не свой, пока не урвется к жене и не "спокоит ее".
К сожалению, такие отношения мужа к жене страшно редки.

У помещика жила (самовар ставить, полы мыть) маленькая черноглазая Аксютка, круглая сирота. Через год является, просит расчета. "Что так?" - "Замуж иду". Оказывается, хочет выйти тоже за сироту, девятнадцатилетнего малого. Малый подростком жил в Москве, затем находился у дяди "из хлеба", т.е. даровым работником.
Оказалось, что дальняя родня Аксютки уже старалась расстроить этот брак, но тщетно. Аксютка с Михальком давно уже были "в любве", клялись друг другу в верности, ели землю для закрепления своего союза. Оказалось также, что дядя Михалька покровительствовал любви своего племянника с расчетом получить в дом даровую работницу.
Состоялась сиротская, самая убогая свадьба. Год прожили у дяди, затем Михалек нанялся в работники к помещику. У Аксюты был выкидыш, возможно, устроенный ею самой: с ребенком дядя не стал бы держать.
У помещика в течение лета произошло несколько загадочных казусов: странным образом околело несколько лошадей и коров, сломалась два раза молотилка от железных прутьев, засунутых в снопы... На Михалька помещик не обращал внимания, пока не взял его как-то раз помочь себе в саду. При совместной работе слово за слово из уст Михалька получился целый град озлобленных речей против "капиталистов", богачей-помещиков и богачей-крестьян, которые "сады себе разводят" (сады без фруктов разводить - по понятию крестьян, глупая и вредная затея), "чай целый день попивают". Помещик даже опешил несколько, но за разными делами забыл этот случай.
Потом на деревне праздновался храмовый праздник. На третий день к вечеру запылала рига у деревенского богача-лавочника. Огонь перекинулся на соседние риги и стал угрожать всей деревне. Сбежался народ, и у риги поймали Михалька, которого бросили в огонь. Спас его тот же богач, боявшийся, что во время следствия на него свалят смерть поджигателя.
Когда на следующий день приехал урядник, крестьяне дали показания, как Михалек железный прут засунул в помещичью молотилку, как коров убил у того же помещика и т.д. Пока дело касалось одного помещика, все знали и молчали, "крыли" своего, сочувствовали Михальку. Но когда поплатились своим имуществом, раздалась другая песня.
Также оказалось, что Аксютка все время помогала своему мужу.
- Чуден он, - говорили о нем в деревне. - Во какой матас [шут, скоморох, фигляр], а жену не бьет никогда...
--------------------------------------------------------------------------------
---------
Разумеется, это далеко не все. В книге еще много интересного, очень советую.
Спасибо всем, кто дочитал.
http://www.livejournal.com/go.bml?journal=rakugan&itemid=331261&dir=prev

ЭТО НЕ "Я"

Подумал я тут недавно о любви.
Была причина.

Сразу вспомнил, как снимал фильм «Встретимся» и попал в Освенцим с моей героиней Маут.
Ходим мы, ходим… радости мало.


И вдруг приходим в какое-то странное место.
Сразу у меня сжалось внутри что-то.


Поле ям.
Тысячи черных дыр.
И гробовая тишина…


Оказалось, что это туалеты. Открытые, без перегородок.
Людей загоняли сюда с утра… всех… и они стояли, или сидели так друг перед другом… Представить это трудно…


Вспомнил Игоря Губермана, снимал я его в Бутырской тюрьме, зашли мы в камеру, он мне указывает на ведро и говорит, - ты знаешь, что это? – Нет, говорю. – Это параша, - говорит. – Самое убийственное в тюрьме, - говорит, - это параша посреди камеры… Я не мог этого выдержать, чтобы вот так, перед всеми ходить…


А тут тысячи дырок.
Утром загоняют тебя и ты, хочешь – не хочешь, - должен… Вечером – тоже.


Я еще сказал Маут, - Вот так и убивали «я» в человеке.
А она мне говорит, - А его не убить.

Я ей говорю, - Тебе, конечно, виднее, Маут, ты все это прошла, но…сколько известно случаев, что человека в ничто превращали…

А она мне отвечает, она меня и не слушает, - «Я» человека, говорит, - это маленькая точка, вокруг которой вся жизнь его. И я думаю, - говорит, что эта точка, - Любовь. И я думаю, - говорит, - что ее убить нельзя.

Стою. Молчу. Не хочется возражать ей.


И тут же рассказывает мне Маут, о своей подруге.
Вернулась она единственная после Освенцима.


Попала с мужем туда, думала на время. Везли их из Голландии в мягких вагонах, ничего им не рассказывали.


Приехали. Их отсортировали.
Мужа она после этого не видела, но как-то передавали весточки друг другу…


И вот она начинает умирать. То есть уже ничего не ест, все из нее тут же выходит, боли страшные, ну и так далее… Поставила ей диагноз ее подруга по бараку, - врач-гинеколог. Что кончается она.


И она спокойно это восприняла. Только одна мечта была, - увидеть мужа.
Последний раз она его видела красивым, чуть поседевшим, крепким…


Смогли ее подруги сообщить это мужу. Что она умирает.
И смогли они встретиться.
И произошло это именно на этом поле ям, вечером, среди всего этого ужаса…


И вот они встретились, два скелета.
Он даже больше чем она. Она увидела, еле передвигающего ноги человека.
( кто-то утверждает, что не было лагерей, что все это придумка!...)

У него уже не было волос, лицо было так худо, что она подумала, что позор ей думать о себе… И подумала еще, что браки совершаются на небесах. И она его любит. Такого!..


Она сказала, - Как страшно, что я тебя больше не увижу.
Он сказал, - Мы сейчас с тобой молодые. У нас впереди целая жизнь и я тебя очень люблю

Она сказала, что думала, что сдержится и не будет плакать, но не смогла сдержаться, заплакала. Она говорит, - я заплакала из-за того, что он так хотел поддержать меня. Он еле дышал. С отдышкой, с хрипом произносил каждое слово. Он с трудом двигался. Он выглядел гораздо хуже меня. И он, такой, хотел меня спасти.


Мы обнялись. Два скелета.
Он на меня посмотрел.


И вдруг он берет меня за руку…
И ведет к женщинам…


И говорит им, - Люди, мы вас очень просим, прикройте нас, пожалуйста.
Дайте нам побыть вместе.


Женщины стояли, не было ни одеял, ничего, конечно…
Чем нас прикроешь…


И тогда они повернулись спинами, стали кругом и прикрыли нас…
И он был со мной.


Непонятно сегодня, как это все произошло…


Но я так выжила.
А он – нет.


Вот, что мне рассказала Маут о своей подруге на этом страшном месте.


Он хотел дать ей силы жить, - сказала Маут.
И дал их.


И еще сказала Маут, - Любовь, это когда не думают о себе.
И еще сказала, - эта точка есть в каждом. Это точка Любви.
Это и есть «я» человека.
А не то, что мы думаем…


…О любви я подумал недавно.
Вот и вспомнил.
http://blog-vinokur.livejournal.com/24573.html