Девушка села рядом. Я долго рассматривал золотистый загар на тугих плечах, массивную золотую серьгу в маленьком ухе, вытатуированную на плече розу, светлые волосы, лавиной спадавшие на плечи. Лицо я разглядел не сразу. Фигура ее просилась на обложку Плэйбоя. Лицо не подводило. Я даже забыл про боль.

- куда уставился? – спросила она с акцентом. Не то канадский, не то английский. Не поймешь. И еще кое – что важное. Несмотря на грубость слов, они прозвучали вполне дружелюбно. Почти предложение познакомиться.

- тебе за пазуху, детка. – фыркнул я.

- и как вид?

- хорош.

- меня зовут Эбисс. – она протянула руку. «Имя как имя. – подумалось мне. – хорошо хоть не Филти Энимал». Рукопожатие у нее было странное. С одной стороны довольно крепкое, а с другой казалось, что кисть у нее стеклянная.

- Мэт. – сказал я. – Железный Мэт.

Мое прозвище Железный Мэт появилось на концерте. Я пел песню Оззи Осборна «Iron Man». А поскольку перед выходом на сцену я успел дунуть косячок, то слова перепутал и спел «Айрон Мэт». Был я в этот момент гол по пояс, мои накачанные регби мускулы выглядели весьма неплохо, так и прицепилось прозвище Железный Мэт.

- ты поешь в «Железных Орлах»?

- да.

- у нас ваши кассеты идут по паре в день.

- У нас? Я хотел спросить, откуда ты?

- а это важно?

Я посмотрел в синие глаза.

- наверное, не очень.

- Как сюда попал?

- подрался в баре. – я показал распухшую кисть. – А ты?

- связку на колене потянула. В постели набарахталась.

Я усмехнулся. Как – то все странно развивается.

- но связка это ерунда. На самом деле я умираю.

Я не понял, шутит она, или нет. По тону – не похоже на шутку. Но и на умирающую она не походила.

- что с тобой?

- болезнь Лу Герига.

Я глупо хлопал глазами. Впервые слышу такое название. Может быть все – таки прикалывается? А может быть просто это научное название какой – нибудь общеизвестной болезни?

- что это?

- это форма паралича. Мышечный склероз. Сначала отказывают самые тонкие мышцы. Пальцы на руках, например. Потом и те, что побольше. Сначала не смогу просто прикурить, потом ходить. А потом даже глотать и дышать. Но внутри все будет работать нормально, возможно годы. Скорее всего меня захотят положить под аппарат искусственного дыхания и кормить через вену.

Она говорила как человек, который смирился. Если с ЭТИМ можно смириться. У меня начала отвисать челюсть.

- но почему ты тогда в травме?

- говорю же тебе, связку потянула! Да и вообще, от синдрома Лу Герига не лечат.

- Ого. – сказал я. Звучало это конечно покруче чем «мне очень жаль». Эбисс совершенно не обиделась.

Потом нам обоим наложили тугие повязки, прописали прогревания и погнали с миром. Мы вышли из больницы. Я - бережно прижимая к себе раненую руку, Эбисс – хромая. Два ветерана, не иначе. Только у меня все заживет за пару недель и я снова смогу висеть на перекладине, навешивать джебы и апперкоты каким – нибудь врагам, играть на гитаре... а у нее это уже звонок с того света. Я только рот открыл, что бы что – то предложить, но Эбисс меня опередила.

- Пива хочешь? – спросила она.

- Да.

- Я тоже.

Мы пошли в бар и нагрузились там смертельной смесью пива и текиллы. болтали обо всем и ни о чем и пялились друг на друга. А потом пошли ко мне. Жил я в то время кладовке над спортзалом, который охранял. Там были старые маты и несколько украденных у одного знакомого миллионера мексиканских одеял. Зачем нам нужно, что – то еще? Эбисс оказалась даже лучше Дженни, а это казалось невероятным. Причем речь не только о постели. Она была, словно вторая моя половинка, словно я нашел что – то, чего мне не хватало всю жизнь. Мы не просто понимали друг друга с полуслова. Мы дополняли друг друга. Мы оба были полумертвые. Она умирала на самом деле, а у меня был Чужой из – за которого я уже двадцать пять лет не жил, а играл с судьбой в русскую рулетку.

Но было то, что отличало ее от всех моих сумасшедших подруг. Она была хорошей, понимаете. Очень доброй. Не сентиментальной (самые сентиментальные люди - бандиты, как самые большие ханжи - проститутки), а по настоящему доброй.

Мы практически не расставались. Однажды утром я выяснил, что больше не являюсь вокалистом «Железных орлов», что не было для меня неожиданностью. Какой же группе нужен вокалист до того ушедший в личные проблемы, что прогуливает репетиции, а на сцене забывает слова собственных песен? Они всегда стремились к успеху.

Я, не моргнув глазом, подписал контракт с каким – то клубом, превратившим меня в музыкальный автомат. Это было дивное заведение, где тусовались старые хиппи, водители – дальнобойщики и прочая «белая рвань». В меня загружали программу из соут – рока, блюза и кантри, весь этот «ковбойский рок» Lynyard Skynyard, эти непереносимые для моего слуха сентиментальные баллады про пистолеты и mid – tempo songs про душевную боль. С длинными гитарными соло! Все то, с чем потом через десять лет Bon Jovi и Guns – n – Roses стали королями хит – парадов!!! Знать бы ... наверное пластинку бы записал в этом стиле.

Но надо же было на что – то жить и я вполне смирился с этой участью. Музыкальный автомат в конечном итоге ничуть не хуже, чем докер или матрос на плоскодонном корыте. Хотя бы рыбой не воняешь. Мне вполне нравилось так жить. У меня была Эбисс и немного денег. Забавно и то, что такое насилие над моими связками хорошо на них сказалось. Я раньше мог только хрипло орать в высоком регистре. Теперь я могу ВСЕ в диапазоне от Хэлфорда до Элвиса. Что еще нужно для счастья?

Несмотря на ежедневные лошадиные порции виски и сигарет она только хорошела.. казалось, что страшная болезнь, которая превращает людей в мумии стремилась сделать из нее красивую мумию.

Мы весело танцевали на самом краю пропасти. Иногда я садил ее не свой мотоцикл и разгонялся до такой скорости, что возникала иллюзия, что если бросить руль, то не упадешь, потому что волна плотного воздуха подхватит тебя и понесет дальше. Иногда я просто надеялся, что из – за поворота появится какой – нибудь грузовик и я не успею повернуть. Но это не то же самое, что разогнаться и врезаться в стену, понимаете?!

Любил ли я ее...

Я часто задавал себе этот вопрос, но ответа так и не дождался, наверное потому, что его просто нет.

Как – то раз она зашла в «мой» клуб, у меня был небольшой перерыв между выступлениями и мы спокойно надирались за стойкой. Эбисс вдруг вся вздрогнула, лицо ее исказила судорога. И она уронила рюмку.

- что случилось?

- Правое плечо...

- Возьми рюмку левой. – посоветовал я. А что я еще мог? Вдруг мне захотелось забраться по волшебному бобу на небо, найти там бородатого старика и спросить Его ЗА ЧТО он так обращается с ней. Почему не я? Почему не Сэмми Бык, который как – то убил своего шурина, закатал его тело бульдозером в строительный котлован, а потом устроил похороны оставшейся от него кисти руки? Видите, я все еще в достаточной степени верующий, что бы искать справедливости.

Левая рука еще не объявила забастовки и Эбисс спокойно выпила.

- есть надежда, что я умру от алкоголизма раньше, чем это случится...

о том, что случится, Эбисс предпочла не говорить.

Настала моя очередь идти на сцену, я запел боннетовскую All night long, и тут в толпе произошло какое – то кружение, замешательство... два парня выкатили столик на середину, Эбисс запрыгнула на него и начала танцевать, по дороге теряя одежду... я немного дал петуха, но потом справился с этим. И так я пел для нее, а она танцевала для меня. По моему, это были лучшие минуты в моей жизни.

Но Эбисс все – таки слабела. Сдавала. Все чаще я видел ее только за стойкой. Подняться на третий этаж было уже мучением.

Однажды я оставил ее одну буквально на минуту, что бы поздороваться со своим приятелем Крисом, который только что вышел из тюрьмы. А когда я повернулся, высокий детина случайно толкнул Эбисс монолитным плечом и она упала на пол. Подняться не могла.

Парень заржал.

- эй, уберите эту пьянь!!!

Мне понадобилось не больше секунды что бы перелететь через весь бар. Я пнул его промеж ног. Он упал и зашелся тонким писком. Ползал, пищал, блевал и снова пищал. Никакого самообладания. Я его между прочим не осуждаю, кто такой удар получал от бывшего регбиста, тот поймет. Все это время огрызок сигары, которую парень курил, не выпал у него изо рта и придавал ползающему по полу и стонущему детине комический вид.

Крис тем временем поднял беднягу Эбисс на ноги. Я посмотрел на него и понял, что впервые в жизни вижу, как человек, причем человек куда более грубый и злой чем я, влюбляется. В глазах Криса, когда он смотрел на Эбисс появилось несвойственное ему ранее выражение. Злые льдинки растаяли. Он улыбнулся.

- спасибо. – мурлыкнула Эбисс. Я в общем – то не ощутил никакой ревности.

Через пол часа и полбутылки Джека Дэниэлса мы посвятили его в нашу тайну. Не сказать, что бы нам от этого стало легче.

Мы с Эбисс продолжали жить у меня в спортзале. Иногда, если не было концертов, мы никуда не ходили. В основном потому, что она не могла. Это сначала она играла в футбол наравне со мной и парнями из группы. Это сначала ей ничего не стоило протанцевать пол ночи. Теперь же мы сидели дома, я писал новые песни, а Эбисс помогала мне в этом. Она умела играть на басу! Странно, но из – под моего пера теперь стало появляться нечто другое, чем прямой как линейка и такой же жесткий хэви. Нет, я не захотел писать кантри! теперь, как и раньше складывая каждый рифф видел его только «громким и гордым», но вот петь о Сатане, Баэле и оргиях мне как – то расхотелось. Я менялся.

- Мэт, мне осталось совсем немного нормальной жизни. Однажды утром я просто не смогу встать.

- я тебя подниму.

- Потом я вообще не смогу ходить.

- Я тебя на руках отнесу, куда попросишь.

- Очень скоро я тебе надоем. Ты меня возненавидишь за мою беспомощность. За мою боль.

- Скорее я возненавижу себя за свое здоровье.

Я Железный Мэт. Иногда я этому не рад.

- зачем тебе все это, Мэт?

- Не знаю, Эбисс. Просто мне скоро двадцать пять лет и за все это время я не сделал ничего хорошего. Я большую часть времени просто искал способ убить себя.

- Я не слишком хорошая искупительная жертва за твои грехи.

- Не в том дело, что я «искупаю грехи». Никакого желания завербоваться в Корпус Мира у меня нет. Просто я чувствую, что мне это нужно. Мне ты нужна.

Это была единственная правда, которую я знал. У меня, в самом деле, не было ни малейшей потребности что – то искупать и кому – то платить по счету. Просто я хотел быть с ней.

- и все – таки ты замучаешься со мной.

- Позову Криса.

Вскоре Крис поселился у меня. Это звучит дико, но не более дико, чем вся история. Иногда, если при моем появлении Крис не успевал сделать вид, что чинит плитку, читает газету или с аппетитом ест, то я видел, каким взглядом он смотрит на Эбисс. Не просто влюбленным.

В нем было столько тоски, боли, что – то умоляющее... не сказать, что бы это зрелище меня радовало. Я ощущал себя единственным здоровым в хосписе, больные которого к тому же еще и шизофреники.

Он ее по – настоящему любил.

Но в том и была вся шутка, что Эбисс не хотела ни от него, ни даже от меня ни любви, ни сострадания, ни понимания, она просто хотела, что бы кто – то прошел с ней ту оргию, в которую она стремилась превратить свою жизнь. Остатки своей жизни.

Время вдруг понеслось особенно быстро. Словно оборвалась лавина в горах. Эбисс поникла, когда одним до идиотизма солнечным и приветливым утром не смогла просто прикурить.

- время пошло, Мэт. – сказала она. Я понял. Шансов умереть от алкоголя раньше, чем случится ЭТО, у нее уже не было. Далеко – далеко парень по имени Самаэль уже занес косу над Эбисс. Но рубить голову он не будет. Он будет медленно терзать, потрошить.

В то время я потерял Блэки. Он был на подъеме, разогнал профнепригодных алкоголиков из своей команды, собрал алкоголиков профпригодных, назвал все это WASP и уже собирал стадионы. Ему явно было не до старого собутыльника, который все еще пел за выпивку. Во всяком случае, я так думал. Однажды он прислал мне длинное письмо. Не знаю, что заставило его это сделать, не знаю, почему он адресатом выбрал меня. Наверное, у него были на то веские причины.

«Я наполовину сиу. – начинал он, не тратя времени на «дружище Мэт» или «уважаемый мистер Крэнстоун». - В прошлом у нашего народа была такая традиция. Человек, добившийся большой славы, могущества, успеха в любом виде, мог покончить с собой. Для того что бы остаться в памяти потомков в ореоле славы. Любопытно, да? Я никогда не считал это безумием. Мы вообще страшные лицемеры, ценим славу и репутацию выше всего. Я никогда не думал, что лучше быть, чем казаться. Лучше казаться мужчиной, даже если внутри ты маленький мальчик, чем не скрывать этого. Если ты трус, но подавив в себе страх становишься воином, ты перестаешь быть трусом. Кому какое дело до того, что сердце твое падает в пятки, если на лице ничего не отражается? Высшая доблесть – достойная смерть. Красиво умереть едва ли не лучшее, что ты можешь сделать в жизни».

Потом он вдруг забывал эту тему, начинал рассказывать о похождениях в Лос – Анджелесе. Жаловался, что новый состав его команды – такие же алкоголики, как прежние, просил меня найти ему НЕПЬЮЩЕГО ударника и хвастался, что в последнем туре завалил три сотни группиз. Я все это прочел раз десять, не понимая глубинного смысла.

- Мэт, я хочу посмотреть на Большой Каньон. – сказала Эбисс.

Пирог ее приготовления (редкостная гадость) встал у меня поперек горла. Я запустил было пальцы в свою шевелюру, пытаясь поймать мысль, но мысли не было.

- круто. – сказал я.

- Да уж точно, круто. – кивнул Крис.

- Я не могу просто так взять и поехать, Эбисс.

- Я скоро вообще никуда не смогу поехать.

Я понял просьбу. На следующий день я нашел в газете нужное объявление и отправился по адресу.

Больше всего на свете (может быть чуть слабее, чем музыку диско) я ненавидел таких типов, как продавец этой машины. Они ведь не меняются, понимаете. Ему было за сорок, но я сразу же узнал бывшего капитана футбольной команды и парня королевы красоты школы. У мужика было лицо фотомодели из рекламы одеколона Old Spice. Было до того, как он постарел, обрюзг и стал нерегулярно бриться.

Между прочим, в его глазах я читал не меньшую ненависть к «чертовым хиппи, которые просрали страну». Он бы меня с удовольствием прищучил в школьной курилке, но я уже в седьмом классе сам прищучивал по курилкам кого угодно. До него, кажется, еще не дошло, что я не из тех хиппи, что распевали All you need is love, а из тех, что скандировали Let it bleed.

- да, малый, - сказал он, поглаживая бок плимута словно женщину. – это конечно не Кадиллак. Но если хорошенько выжать газ на хайвее, то разницы практически не чувствуешь. Я его купил в шестьдесят девятом. Сколько баб я в нем перетрахал! Мне нелегко решиться его продать, малый.

История плимута была увлекательной, но техническое состояние оставляло желать лучшего. Плимут был как я или Эбисс – жив только наполовину.

Мужик продолжал почесывать пивное пузо, да рассказывать байки. Мне на мгновение даже стало его жаль. Это ж как надо охренеть от будней, что бы пустяковую сделку с ненавистным хиппи превратить в вечер ностальгии? Я всю жизнь его насквозь увидел. И завод и пьянки с друзьями в боулинге, и жену, которая явно погуливает с коммивояжером, который продает всякую чушь в этом районе.

- штука двести. – сказал я.

- Брось, парень! Это же моя крошка, я в ней десять лет баб пялил. Да она, по меньшей мере, полторы стоит!

- Штука двести. Если не хочешь стать импотентом прямо сейчас.

Он угрюмо посмотрел на меня. Он был выше, тяжелее и сильнее. Он был груб и умеренно жесток. Наверное даже умел драться. Наверняка ему и последние годы доводилось чесать кулаки в пивных. Но он не был мне противником. Если бы он вздумал затеять свару, то для него это был бы просто повод «почесать кулаки». Я бы стал его убивать. Вот почему даже крупный домашний пес никогда не одолеет даже мелкого волка. Пес дерется ради победы. Волк ради вкуса крови. До мужика начало доходить, что я из тех, которые пели Let it bleed.

- Штука триста. – не хотел он терять лица.

«Все - таки он не такой трус» – подумал я.

- двести пятьдесят.

- По рукам. Береги ее.

- Буду!

Расстались мы почти друзьями.

Эбисс не смогла вынести такого убогого светло – синего цвета и раскрасила плимут молниями, костями и черепами, а на бортах начертала Iron Mat и Abyss. Потом я просто сел за руль и мы поехали. На самом деле не много нужно, что бы полностью сломать весь привычный ход жизни. Я, с тех пор как меня выгнали из группы, я не был за пределами не то, что штата , даже своего квартала не покидал. А тут проснулся в совершенно неизвестном мире.

Я взял курс на Запад. Я утопил педаль газа в полу. Мне даже не хотелось вертеть головой в поисках впечатлений. Я нарочно гнал так быстро. Что бы города и фермы, дома и лица сливались в одну бесконечную полосу за окном. Это тоже способ путешествовать, мне как – нибудь надо его запатентовать. Гнать что есть сил, это значит оставлять всю жизнь на обочине.

Мне порой всерьез казалось, что это мы живем по настоящему в нашем плимуте, а весь Техас и Канзас и Арканзас и прочие просто построены в качестве декорации. Я не стремился разбивать эту иллюзию, что все вокруг только создают массовку для нашего путешествия. Заходя в патриархальную лавочку за покупками я хватал колу и гамбургеры, не глядя на антураж. Обменивался беглыми фразами, не присушиваясь к тягучему южному говору. Радио в машине сломалось, и мы ехали в тишине.

Это было прекрасно, нестись через страну. Вот живут они тут словно пни, растят кукурузу, едят кукурузные початки, пьют кукурузный самогон под завывания Криса Кристоферсона, а я просто еду мимо, и бросаю в окно окурки.

Но умом я понимал, что они думают свое – они живут настоящей жизнью, а мимо пролетают всякие придурки, которые даже следа на земле не оставляют, так что можно и вовсе не считать их за людей.

Иногда эта гонка прерывалась. Я познакомился с парнем - дальнобойщиком, который, по его словам, окончил было колледж по специальности «реклама», да пошел работать водилой потому, что на ночной дороге хорошо думается.

Если за рулем был я, то еще ничего, я лихач, но хорошо вожу. Хуже было когда я доверял руль Эбисс. Она, кажется, не вполне усвоила предназначение руля и вообще не знала зачем машине тормоза, придуманные трусами.

Я гнал и гнал на запад. Эбисс на заднем сиденье расправлялась с очередной бутылкой виски, потом с риском устроить автокатастрофу лезла целоваться, от нее пахло виски. А от полей за окном рожью из которой этот напиток делают. И тогда я высовывал голову в окно и орал.

- I’m blind in Texas!!! – то были слова нового хита моего друга Блэки.

Потом пошли дожди, и мы застряли в мотеле без названия, зато с табунами тараканов, а портье так же как я любил музыку Оззи Осборна, и мы с ним напились до потери сознания. На исходе третьего дня Эбисс какими – то невероятными усилиями пришлось оттащить мое бесчувственное тело в машину и сматываться в ночь до того, как приедет хозяин и обнаружит вылаканные нами запасы дорого вина в баре и разбитое зеркало в вестибюле. А в Техасе я повстречал другого музыканта – неудачника, который работал на заправке. Мы и с ним напились до зеленого змия, я все орал и орал I’m blind in Texas, пока не заснул уткнувшись мордой в стол.

А уже потом, когда до нашей цели осталось совсем немного меня остановил суровый, похожий на Чарльза Бронсона коп. В его усталых, под тяжелыми веками глазах было какое - то невеселое знание.

Мне на мгновение даже показалось, что он знает всю мою историю, знает, что с девушкой, спящей на заднем сиденье моей машины, и чем все это кончится.

А еще в его взгляде я прочел, что ему на это совершенно наплевать.

Совершенно ясно, что Блэки пришел в мою жизнь не случайно, что ему суждено сыграть в ней важную роль. Но меньше всего я ожидал встретить его здесь, причем не гастролирующего с группой по провинции, а просто катавшегося на мотоцикле вместе с какой – то киской, и пятеркой прихлебателей, которые даже щелкали зажигалкой, если шеф вытаскивал сигарету.

Потомок племени сиу, рок – звезда, поэт и мой друг долгое время казалось, смотрел сквозь меня. Его очень заинтересовала Эбисс и не только ее красота. Какой бы он ни был «поэт стальных джунглей», индейская кровь есть индейская кровь.

Мы с ним сидели у костра. Когда вся шайка, его подруга и Эбисс уже спали беспробудным пьяным сном мы все ее сидели и болтали. Нет, не болтали, говорили. Именно тогда я рассказал ему все про своего Чужого. Раньше я не решался, думал, что он будет смеяться. Но почему – то под куполом ночного неба, в котором на бесконечно – долгое расстояние тянулся дым нашего костра вся эта история уже не выглядела дикой. И она перестала казаться просто клиническим случаем.

- я все – таки не шаман. – пожал плечами Блэки. Я слышал о демонах, которые приходят в мир с нами и живут в нас, но я не знаю что с тобой. Безумие или в самом деле демоны? Или это след Вендиго? В тебе нет индейской крови?

- Я потомок первых поселенцев.

- Еще хуже. Они были сумасшедшими, все до единого. Они считали моих предков дьяволами, а мои предки считали демонами их. Они пришли из а моря со своим безумием, со своим страхом. А может быть, когда они только пришли на нашу землю, и еще не построили себе дома и церкви, не успели защититься от наших демонов, Вендиго пришел ночью и коснулся всех и каждого.

Блэки помолчал. Я не совсем понял, что он хотел сказать. Надо будет как – нибудь еще раз поговорить с ним об этом. Блэки, Блэки..... Кто ты такой?

- она умирает, Мэт, ты знаешь об этом?

Я осоловело посмотрел на него. Вообще, наше путешествие очень благотворно действовало на Эбисс. Она не могла выздороветь, но есть же такая вещь, как ремиссия? Сейчас она выглядела почти так же, как в дни нашего знакомства. И симптомы заболевания почти незаметны, ничего такого, что нельзя списать на обычную неловкость. В худшем случае на разрушенную координацию движений, но никак на приближающееся дыхание Смерти.

- это она тебе сказала?

- Нет. Я это сам понял. Значит, ты тоже знаешь это?

- Да.

- И куда вы едете?

- К Большому Каньону.

- Понятно. – кивнул Блэки.

- У вас нет никаких легенд насчет Каньона?

- Нет, он не лечит от смертельных болезней. Иногда я вообще склоняюсь к мысли, что его вырыл Пол Баньян[1]. – в голосе Блэки не было иронии и это меня почему – то испугало.

- А ты что здесь делаешь? – спросил я, внутренне взмолившись – «ну соври что – нибудь, ну скажи, что гастролируешь, или что ищешь вдохновения в диких местах, или что решил приобщиться к культуре своих индейских предков. Соври!»

- Катаюсь. – сказал он. В отблесках костра особенно четко выступили индейские черты его лица. ТАКОГО Блэки легко было представить совершающим древний ритуал своего племени, или вырезающим сердце генералу Кастеру. На самом деле я знал, что он современный американский парень, рок – музыкант, который кичится своей индейской кровью во – многом потому, что это удачный ход для рекламы его альбомов... но от ощущения избавиться не мог. Прошло довольно много времени, прежде, чем он заговорил.

- Когда мои предки шли в бой, они кричали не «вперед к победе», не «с нами бог и правда». Они кричали «Хока Хей – хороший день для смерти!». Не думаю, что они совсем смерти не боялись. Конечно же боялись, просто они умели умирать красиво. На самом деле «Хока Хей» звучит куда лучше, «вперед воины республики». Наверное, поэтому дети играют в индейцев, а не в генерала Кастера.

Почему – то этот исторический экскурс, несмотря на всю свою дикую неуместность, меня не утомлял.

- Кастер был подонком. – сказал я.

- Не думаю. Он был одним из... одним из затронутых Вендиго.

- Сумасшедшим?

- Я думаю, у него тоже был этот, как его... Чужой. Но это было давно...

Нынче мы тоже утратили честь. Нынче мы тоже издыхаем. А раньше... раньше смерть принимали достойно.

Блэки снова замолчал. Я чувствовал, что ему все это надоело. Вся эта вязкая мистика. Может быть, в нем и бежала кровь сиу, может быть он и знал многое, чего я не узнаю никогда. Но в нем в отличие от меня никогда не было никакой черной дыры. Он просто жил.

Блэки протянул руку и дернул торчавшую из палатки лодыжку. Раздалось недовольное ворчание. Блэки дернул сильнее. Появилась растрепанная донельзя и крепко пьяная, но очень симпатичная мордашка.

- тебе чего, Блэки?

- Поговорить с тобой. – фыркнул мой приятель.

- Ты, совсем с ума сошел? – мордашка сделала попытку залезть обратно.

- Да вот, Мэту что – то скучно со мной.

- Значит ты и есть тот самый Мэт? – спросила мордашка, вылезая из палатки совсем. – А почему тебя прозвали Железным Мэтом?

- Ну, долгая история!!! – хохотнул Блэки.

Я тоже протянул руку и дернул другую ногу. Эбисс долго сопротивлялась, ворчала, ругалась и плакалась на жизнь, но под влиянием тычков, щипков, уговоров и обещаний дать ей еще виски все – таки присоединилась к нам. Лоулесс как – то сразу оттеснил ее от меня, я видел его татуированную руку, собственнически легшую на плечи Эбисс и немного отстранено подумал, почему не испытываю никакой ревности. Может быть потому, что мы самого начала заключили своеобразный договор об обоюдной «свободе», хотя никогда не испытывали потребности его применять. Может быть потому, что ни я, ни она никогда не произносили проклятого слова на букву «л». Не случайно, наверное, что «ложь» начинается с той же буквы.

Или потому, что подружка Блэки, убей, не помню ее имени, именно в этот момент усиленно пыталась выяснить почему меня прозвали Железным Мэтом и делала это по большей части руками.

Кхм... Интересненько... При прочтении вспомнилось многое. Параллели.
/ Х.С. Томпсон "Hell*s Angeles". Кстати, почитайте эту книгу. Шерпотреб, конечно же, преукрашенная действительность жизни "беспечных ангелов" (ну, это уже батько Кипелов), зато книга легко читается и в ней хорошо прописана атмосфера США 70-80.
/ Музыка... Всплыл Винсент Фурнье, он же Alice Cooper. Iron Maiden и The Eagles.The Cranberries "Zombie"под которую стриптиз хорошо идет.
/ Фильм "Красотка" ,один из моих любимых с участием с Д. Робертс.
/ Nirvana и Курт.
/ старый Фрадкин и звуки вечно пьяной команды Los Lobos
/ А еще немного обжигающий вкус холодного Martini bianco с мятным льдом на губах.
Немного странные ассоциации. Однако, есть и они. Да, и еще. Вот найду в сети рассказ Тони Уайта "Сатана!" вывешу. Он немного схож с тем, что Вы, Панча, выложили...