(Ёжась)
Страшно-то как!
Ну вот захотелось выложить кусочек своих записей о первых годах (десятилетиях?) жизни эдайн на новообретённом острове.  Может, не сразу закусают?

Эпизод. Отплытие эдайн.

Элрос стоял на борту корабля, вглядываясь в серую хмарь облаков, на какое-то время скрывшую даже звезду Эарендила. С моря дул холодный пронизывающий ветер, ероша гребни волн, бившихся о крутые бока кораблей. Он вдохнул полную грудь солёного воздуха и обернулся к берегу, который им предстояло покинуть через несколько часов. Повернувшись, он встретился глазами с девочкой лет шести, тихонько стоявшей рядом на палубе.
– Что, Мириэр, ты готова плыть к новому дому?
Она всё так же молчала, лишь сглотнула невесть откуда взявшийся в горле комок. Он присел рядом, положил руку ей на плечо.
– Что ты, доченька? Почему такая грустная?
– Папа… Тирлинн сказал, что мы уплываем навсегда-навсегда и уже больше не вернёмся домой. Это правда?
– Да, дочка. Но скоро у нас будет новый дом – лучше прежнего. Там будет много деревьев – таких, какие не растут у нас, – и красивые цветы – ты же любишь цветы?
– Папа, а моей яблони там не будет?
– Яблони? – он растерялся. – Какой?
– Моей, что я посадила сама у нас во дворе. Она останется здесь? И наш сад, и дом с балконами? – её голос начинал звенеть неспокойным колокольчиком. – Ничего этого не будет, правда? Так Тирлинн сказал. И ещё он сказал, что его я тоже не увижу, потому что его родители остаются здесь, а мы уплываем далеко. Папочка! – она бросилась к нему на шею, обвив её маленькими ручками. – Давай не поедем! Я не хочу! Ну пожалуйста! – из серо-голубых глаз хлынули горючие слёзы.
– Мириэр, – с лёгким упрёком произнёс он, – ты же большая девочка, и, кроме того, моя дочь. Зачем же ты плачешь, как маленькая? Подумай сама: ведь мы уплываем все вместе: и мама, и твой брат, и почти все наши друзья. И никто из них не плачет. Они радуются, ведь ещё немножко – и мы будем жить лучше, чем раньше. Там, куда мы поплывём, всегда тепло, а море – тёплое зимой и летом, и можно купаться. И яблоню мы посадим новую… – этого ему явно не стоило говорить, потому что стихающие было слёзы полились с новой силой.
– Я не хочу новую! Я хочу свою-у-у!..
– Ну ладно, – решился он, поднимая девочку на руки. – Пойдём и перенесём твоё деревце на корабль. Надеюсь, никто не рассердится, что мы занимаем лишнее место. А лопату возьмём у родителей Тирлинна, они нам не откажут.
– Пап, – всё ещё всхлипывая, шёпотом сказала она, – а почему тогда они не поедут с нами? Я бы хотела, чтобы… никто не разделялся, и все совсем были вместе.
– Мне бы тоже хотелось этого, – вздохнул он, – но так не бывает. Каждый имеет право жить там, где хочет, и мы не должны этого менять.
– Я бы тоже осталась, – последний раз шмыгнула носом она, – но я поплыву вместе с вами. Потому что я вас очень люблю.

Яблонька – двухлетка заняла в трюме не так много места. Её пересадили в большую деревянную бочку, доверху насыпанную землёй. Кое-кто поворчал насчёт «ты бы ещё мачтовую сосну с собой приволок», но возражать не стали. Каждому хотелось увезти на чужбину кусочек родного мира. Так пусть это будет плодовое дерево.
Окутанное туманом солнце перевалило за полдень, когда корабли один за другим отчалили от берега, который Аданам увидеть было больше не суждено. Серые холщовые паруса развернулись на реях, моряки устанавливали их под особым углом, что позволяло плыть наперекор встречному ветру. Все были заняты отплытием, лишь женщины и несколько детей стояли на кормах, провожая взглядами удаляющийся берег.
С моря дул холодный ветер.

Слишком холодный ветер так больно режет глаза,
Брызги морские дождём омывают ресницы,
Горькие капли текут по горящим щекам –
Глаза покраснели? От соли.
…Вот только морской ли?

Второй день эльфийские корабли, увозящие аданов из Средиземья, плыли в серой пелене тумана, ориентируясь днём по бледному пятну солнца, а ночью отдаваясь на милость валар и чутьё рулевых. Мужчины работали, помогая эльфам управляться с парусами и вёслами, женщины старались приободрить их и друг друга: вера в то, что они движутся навстречу новой прекрасной жизни, укрепляла дух. Один лишь раз прозвучало из уст молоденькой девушки: «Мне почему-то кажется, земля сердится на нас за то, что мы покинули её, и всё ещё пытается вернуть нас». На неё посмотрели с укором, хотя многие замечали необъяснимую странность: несмотря на туман, контуры восточного берега были видны ещё долгое время, а направлении запада водная кисея сгущалась настолько, что не всегда можно было различить идущий впереди корабль.
И всё же они вырвались. На третий день их взорам предстало открытое водное пространство без конца и края. Ветер изменился, и дул теперь с северо-востока, разворачивая корабли туда, где сияла путеводным маяком Звезда Эарендила, видимая даже днём. Океан был на удивление тих, волны едва достигали в высоту двух локтей, и белая пена кипела вокруг кораблей, хлопьями взлетая из-под форштевней.
Ласковое солнце согревало аданов своими лучами, и звёзды ночами казались большими и близкими. Вскоре даже женщины перестали поглядывать на восток, охваченные восторженным предчувствием: день за днём всё ближе был их новый дом. Теперь никто не спрашивал, что ждёт впереди, но все были твёрдо уверены, что обетованная земля превзойдёт возможные ожидания. Ясная, солнечная радость прочно обосновалась в сердцах, и несколько месяцев, проведённых в море, показались неделями, недели же – днями. И вот зимою 32 года Второй Эпохи на горизонте появился конус высокой горы, за несколько дней разросшийся в огромный остров.
Вестник Эонвэ явился, когда до берега оставалось менее дня пути. Воздух перед кораблём вдруг обрёл контуры человеческого лица, потом из тонких голубоватых линий соткались очертания плеч, рук и длинного неопределённого шлейфа вместо ног, в коих вестник попросту не нуждался, бесплотно паря над водой.
– Радуйтесь, Верные! – провозгласил он собравшимся на палубах людям. – Ныне сам Король Мира шлёт вам своё благословение и, как награду за вашу преданность Единому Творцу и валар, отдаёт в ваше владение этот остров. Сами Великие участвовали в сотворении его, и многие мастера из эльдаров украшали его к вашему приходу. Примите же этот дар как знак вечного союза между Благословенной Землёй и человеческим родом, ибо лучших из этого рода ныне выпало мне приветствовать!
– Благодарю тебя, Эонвэ, за приветливые слова твои, – с поклоном отвечал Элрос. – Передай Владыкам, что с великою радостью и благодарностью бездонной, как это море, принимаем мы их дар. И в знак вечной памяти нашего народа о безграничной милости Валар и гостеприимства Эльфов Запада наречём мы имя этому острову: Андор, Дарованная Земля. На нашем же языке он назовётся Нуменором. И да будет союз между нашими землями вечен и крепок как скалы.
– Я передам слова твои, о Элрос! Знаю я, будет почтение, звучащее в них, приятно слуху Владыки Арды. Вы же вскоре ступите на землю вашей новой родины. Мы хотим, чтобы вы сами осмотрели его, потому первые гости появятся позже. Тэлери изъявили желание помочь вам в обустройстве. Пока же – прощайте. Мы ещё увидимся с вами.
Стремительный голубой ветер ринулся в сторону запада. Через шесть часов первые из ста пятидесяти семи кораблей встали на якоря неподалёку от берега, и первые лодки поплыли по мелководью, причаливая к золотистым песчаным пляжам.

Эпизод. Сказительница.
...

– Бенетор, иди к нам! – молодая девушка с вьющимися каштановыми волосами приветливо махнула рукой. – Мы собираемся в лес за орехами. Тулпо сказал: их в этот год особенно много.
Светловолосый молодой человек, помахав компании друзей, крикнул издалека:
– Нет, я сегодня иду к морю! Рыбаки ушли без меня, я должен их встретить!
– Ладно! Только не засиживайся у моря как обычно. А то чешуёй порастёшь! – они захохотали, а Бенетор шутливо погрозил им кулаком.
– Завтра я присоединюсь к вам, и мы посмотрим, кто из нас порос чешуёй! – он зашагал в сторону берега. Погода была хорошая, прибрежный лес был окутан лёгкой дымкой тумана, который ещё не успело разогнать поднимающееся солнце. Улыбаясь, он шёл по жёлтому искристому песку – такому празднично красивому после серых береговых камней Средиземья. После ночного дождя на песке чётко пропечатывались следы босых ног. Уже подходя к кромке прибоя, он с удивлением заметил вторую цепочку следов, ведущую в воду. Волны уже частично зализали глубокие отметины, но всё ещё можно было понять, что человек бросился в море с разбегу. Чуть поодаль, возле раскидистого дерева лежал большой пёстрый платок и шёлковые сандалии на пробковой подошве. Девушка.
"Интересно, – подумал он, – кто из женщин решил искупаться в такую рань? Море, должно быть, ещё прохладное".
Он подошёл ближе к воде, приложил руку ко лбу, защищая глаза от яркого утреннего солнца, и принялся высматривать купальщицу в лёгких волнах. Но в море никого не было.
"Странно. Не утонула же она, надеюсь? Или, может, вышла где-нибудь поодаль отсюда?"
Он присел на землю, но тут же снова вскочил, вглядываясь в даль.
"Ох уж эти женщины! Никакого представления об опасности! Как они беспечны! Это просто невозможно."
Он стал методично водить глазами по воде, стараясь не упустить ничего из виду – и вдруг на самом пределе возможностей своего зрения увидел маленькую тёмную точку вдалеке.
"Ничего себе! – он даже присвистнул. – Если это она… Мужчина не заплывёт так далеко."
Стараясь не отводить взгляда от точки, он быстро сбросил одежду и вошёл в море. Вода действительно была прохладной после ливня. Вздохнув, он погрузился в неё целиком, и быстрыми гребками поплыл вперёд. Тёмную точку он поминутно терял из виду – так часто её скрывали гребни волн. В конце концов, он перестал её искать, положившись на собственное чутьё, прикинул направление и поплыл, уже не останавливаясь. Однако по его ощущениям прошло уже больше сорока минут, мышцы начинали уставать, а девушка всё ещё была вне досягаемости, хотя теперь он мог разглядеть её с верхушек волн. Ругнув ещё раз про себя женскую беспечность, он упрямо погнал своё тело в её сторону, заставляя себя забыть об усталости. Ещё минут через двадцать он, наконец-то, догнал её. Мокрая светловолосая головка была обращена в сторону восхода и, кажется, не замечала ничего вокруг себя. Едва переведя дух, он крикнул:
– Эй, вы, кажется, увлеклись, заплыв чересчур далеко, госпожа! Не угодно ли будет повернуть назад? Это ведь не суша. Море бывает коварно.
Она грациозно повернулась в волнах. Лицо её выражало удивление.
– Вы забрались далеко в море, – она словно бы не слышала его слов. – Зачем?
– За вами. Поплывёмте к берегу, хорошо?
– Хорошо, – согласилась она и, развернувшись, медленно проплыла мимо него, направляясь к острову.
Шумно выдохнув, Бенетор последовал за ней, в который раз удивляясь про себя женским странностям: вот, поди ж ты, он лезет за ней в пучину морскую, а она вроде и не замечает его, будто он – пустое место! Но говорить в воде было неудобно, и он решил отложить объяснения до берега.
Девушка прибавила скорости, и треть пути они плыли почти рядом. Потом она остановилась и, перевернувшись на спину, легла на воду, раскинув руки.
– Мне надо отдохнуть, – не глядя на своего спутника, сказала она. – Плывите, если не устали; я догоню вас. Или ложитесь рядом. Вы ведь проделали немалый путь.
Гордость, несомненно, требовала ответить, что усталости он не чувствует, но Бенетор действительно еле держался на плаву, и на гордость решил наплевать.
"В конце концов, она-то передо мной красоваться не собирается, – с лёгкой досадой подумал он. – Так с чего мне изображать неугасимую бодрость?" – И он перевернулся на спину так же, как она, с блаженством расправляя натруженные мышцы. Но от одной фразы он всё же не удержался.
– Я, пожалуй, подожду вас, – он вздохнул, прикрывая глаза. – Опасно плавать одной так далеко.
Она только хмыкнула в ответ.
На обратном пути они отдыхали ещё один раз. И вот, наконец, ноги коснулись желанного дна. Пошатываясь, Бенетор выбрался на берег и рухнул на песок, дав себе слово в ближайшие пару часов не сходить с этого места. Девушка легла наземь прямо в полосе прибоя, и набегающие волны подталкивали её стройное тело то в одну, то в другую сторону. Бенетор вполглаза наблюдал за ней. Где-то через четверть часа она перевернулась на бок и, приподнявшись на руке, нашла его взглядом. Потом встала, оттолкнувшись пальцами от песка, и перебралась поближе к нему. Честно выполняя уговор с самим собой, молодой человек не шевелился.
– Зачем вы поплыли за мной? – она села рядом, пытливо заглядывая ему в глаза. Он не отвечал, несколько секунд разглядывая её. Лицо девушки было ему знакомо, что, впрочем, не мудрено: нуменорцев было не так много, чтобы среди них мог выискаться кто-то совершенно неизвестный. Она была далека от канонов эльфийской красоты, которым издавна следовали аданы. Веснушчатое личико со вздёрнутым носом было, пожалуй, несколько простовато, но вместе с тем миловидно. Светлые выгоревшие волосы были, наверное, с утра заплетены в косу, но море внесло в девичью причёску свои коррективы, растрепав её, вздыбив мокрыми колтунами. Удовлетворившись осмотром, он, наконец, соизволил ответить.
– Я увидел одежду на берегу и следы, ведущие в воду. Но вот следов, что вели бы из воды, не нашёл. Поэтому я решил, что кому-то может быть нужна моя помощь. А вы? Зачем вы плаваете так далеко совершенно одна? Неужели не представляете, как это опасно?
– Это совсем не опасно, – она пожала плечами. – Я часто уплываю в океан.
– Но зачем?
Она вздохнула и, обняв руками колени, устремила взгляд к горизонту.
– Там мне хорошо. Там я могу быть ближе к нашему дому, и хотя бы немного побыть с ним наедине.
– К дому? В море? – удивился было Бенетор, но тут же догадался, о чём она. Из глаз его почему-то пропала улыбка. – Так ты о том доме?.. О Средиземье…
Она кивнула.
– Да. Ты научился жить без него?
– Научился? Хм, а чему тут учиться? Я живу, и всё тут. Мне нравится Нуменор. Здесь красиво, зелено, тепло. И урожаи богатые – не то, что на востоке. А разве тебе не нравится?
– Нравится, конечно, – она снова вздохнула. – Я уже полюбила эти места. Но всё равно скучаю. Знаешь, наверное, должны пройти годы, прежде чем мы забудем Восточные Земли… – она на миг умолкла, а потом тряхнула головой. – Нет! Я лгу. Мы никогда не сможем забыть их. Для следующего поколения, что родится здесь, Нуменор будет родиной. Для нас же ею навсегда останется Эндорэ. А Нуменор будет лишь подарком – дорогим, может, бесценным, но – подарком. Красочной игрушкой. Знаешь, иногда я закрываю глаза и представляю себя в лесу – настоящем, с берёзками и елями – и тогда начинаю чувствовать запах – свежий, ни с чем не сравнимый запах утренней земли, листвы и грибов… Здесь ведь леса не пахнут. То есть, пахнут, конечно, но по-другому – цветами, сладкими плодами, пряностями – как королевский чертог во время пира. Но разве можно это сравнить с ароматом живой земли? Когда стоишь на опушке березняка, а перед тобой – деревянный дом, в котором ты вырос. Старые стены из брёвен, поросших мхом. Он здесь так давно, что уже стал частью леса; даже белки не боятся перепрыгивать на его крышу с ветвей. И пыхтит в траве ёжик. А вокруг, между деревьев, горят оранжево-красные гроздья рябины – крупной, терпкой. Если размять её в руках, горьковатый запах остаётся надолго, – она улыбнулась краешком рта, – видно, не настолько долго, чтобы мне хватило. Ведь больше я скучаю именно по рябинам – сама не знаю, почему. Я привезла с собой ягоды, пробовала посадить здесь семена, но они не взошли. Ни одно. Значит, теперь мне остаётся только память. Потому что, когда видишь почти наяву этот дом, ручей, травы – и вдруг открываешь глаза, хочется засмеяться, подходить к каждому, тормошить: взгляните! Взгляните получше! Неужели вы не видите: все эти дворцы, фонтаны, парки – они же ненастоящие. Настоящее осталось там, на востоке, а это – лишь искусно сделанная декорация. …Но они не поверят. Не поверят, потому что для них жизнь уже началась здесь, а прошлое осталось за туманом, провожавшим наше отплытие четыре года назад. Они не хотят в него возвращаться. – Она быстро смахнула что-то с ресниц, и села прямо, разогнув ноги. – Вот поэтому я и плаваю на восход.
– Но ведь до того берега ты всё равно не доберёшься, – негромко сказал он. – А мечтать можно и на суше.
– Нет, не скажи, – она перевернулась на песке, оказавшись лицом к нему. – На суше такого не увидишь, – взгляд её стал загадочным. Понизив голос, она сказала: – В море, очень далеко от острова, бывают миражи. Я не знаю, от чего, но иногда после ночного дождя над горизонтом поднимается марево, в котором видны картины другого берега.
– Берёзки и ели? – улыбнулся он.
– Нет, – она была серьёзна. – Напрасно ты мне не веришь. Дважды я видела травянистую равнину у подножия гор, ещё видела реку, впадающую в море, а один раз – даже город. Не такой, как наши. Незнакомый. И людей в странной одежде. Иногда я думаю, может это зеркало – ну, в смысле, что-то как зеркало отражает частички мира с той стороны? Не знаю. Просто, каждый раз уплывая в море, я надеюсь увидеть это снова.
Бенетор приподнялся на локте, потом сел.
– Знаешь, – он смешно сложил губы трубочкой, одновременно приподнимая брови, – рыбаки однажды видели нечто подобное, но видение скоро рассеялось, и они решили, что им показалось. Значит, всё было на самом деле. Ой, – он словно вспомнил о чём-то, – как тебя зовут? Мы вместе чуть ли не половину дня, а до сих пор не знаем друг друга по именам.
– Хэлиэн, – ответила она. – Я дочка Мандрокила.
– Художника? Того, что расписывал стены в первом дворце, построенном здесь людьми?
– Да.
– Как же я умудрился ни разу не встретить тебя?
– Может, не туда смотрел? – она изобразила холодное равнодушие, но получилось плохо. – Я вот, кстати, знаю твоё имя. Бенетор, сын Борда, не так ли?
– Да… А откуда?..
– Оттуда, – отрезала она. – Дельфины нашептали.
Он, улыбнувшись, покачал головой.
– Я польщен, что так известен. Особенно учитывая, что дельфинов в этих морях нет.
– Известен, конечно. Кто же не знает лучшего скульптора Нуменора? Только вот дельфины в этих морях есть.
– Как есть?
– А вот так. Надо просто отплыть подальше от берега – близко они не подплывают, уж не знаю, из-за чего, – и подождать. Один день, два или три. Сначала их просто видишь, они играют вдалеке, но приблизиться к себе не дают. Потом постепенно любопытство в них пересиливает страх, и уже на второй-третий раз они сами подходят к тебе, тычутся носами, приглашают поиграть, – она не без тайной гордости посмотрела на Бенетора. – Вот поэтому я и не боюсь уплывать далеко. Дельфины никогда не дадут человеку утонуть, тем более, другу.
– Ничего себе! – Бенетор был поражён, и даже не скрывал этого. – За один разговор с тобой я узнал столько нового, чего не знал все четыре года. Знаешь, ведь больше всего я скучал именно по дельфинам. Когда в Средиземье мы выходили в море, они стаями следовали за нами, провожая ладью, и даже помогали ловле, загоняя в наши сети рыбу. Я бы хотел увидеть их здесь! Ты… поможешь мне?
– Конечно, если захочешь.
Он взял её за руку, сжал легонько:
– Ты удивительная девушка!
– Да неужто? – смеясь, спросила она. – Но почему?
– Ты не боишься говорить о том, что чувствуешь. Я знаю, многие скучают по Средиземью, но стараются делать вид, что всё в порядке, чтобы своей печалью не обидеть тэлери или валар. Я сам всегда старался не показывать никому своих дум. А сейчас вдруг понял, что в нашей тоске нет ничего обидного для Западных Владык. Ведь нельзя же вычеркнуть из жизни кусок прошлого в два с половиной десятилетия! Я рождён в Средиземье, и этого не изменить. Это – моя история, мои привязанности, моё детство. В конце концов, не могу же я перестать любить грибы только из-за того, что на этом острове их нет! Или, скажем, землянику. Или…
– Постой-ка, – перебила его Хэлиэн, – а вот земляника-то здесь как раз есть. Моя сестра нашла её совсем недавно. Ягоды почти совсем как из нашего леса, только крупнее и слаще. Пойдём! – она вскочила, потянув Бенетора за руку. – Я покажу тебе это место.
Он, не мешкая, поднялся и, бросив один извиняющийся взгляд в сторону моря, откуда он собирался дождаться друзей-рыбаков, произнёс:
– С удовольствием! Определённо, сегодня замечательный день.
Взявшись за руки, они двинулись к северу, углубляясь в лес. Стоявшее на побережье раскидистое дерево с длинными кожистыми листьями встрепенулось живо, оборачиваясь женщиной. Задумчиво Йаванна посмотрела людям вслед:
– Грибы, значит? – пробежав пальцами по подбородку, она оглядела прибрежные заросли. – Ну что ж… посмотрим, что можно сделать. А рябина здесь и вправду не вырастет. Но, может, я создам что-нибудь другое, подобное ей. В конце концов, мы оторвали вас от родины, значит, должны дать что-то взамен, – она взмахнула рукой, прямо из воздуха вытащив горсть красных ягод, – Пожалуй, это вырастет под твоими окнами, Хэлиэн, – и Йаванна пошла в сторону белых дворцов. Силуэт её потихоньку растворился в переливах лесных теней.
Следующей осенью в лесной подстилке опавших листьев люди впервые за пять лет нашли ароматные плодовые тела грибов, названных ими струш. Блюда из них стали лучшим украшением свадебного стола, во главе которого восседали лучший скульптор Нуменора Бенетор и сказительница Хэлиэн, умевшая сочинять для детей замечательные истории.
В день семилетия их первого сына на острове зацвёл белыми гроздьями мелких цветков невиданный прежде колючий кустарник с листьями, напоминавшими миниатюрные кленовые. А к концу лета на нём появились крупные красные ягоды с желтоватой мучнистой мякотью, собранные в кисти, подобно ягодам рябины. Тёплым августовским вечером Хэлиэн подошла к тонкому деревцу, тронула длинный шип пальцем и, улыбаясь неведомо чему, сказала тихо:
– Спасибо тебе, Кементари. Я знаю, это ты сделала. Вы – добрые хозяева. И мы навсегда останемся благодарны вам за гостеприимство.
Крона тихо зашуршала, словно отвечая ей. Постояв ещё немного, Хэлиэн вошла в дом.

(Шёпотом) А ещё один штук положить?   

Ну ради любимого единственного читателя...  Спасибо, Аллор! Вешаю:
(Эпизод предшествует "Сказительнице")

Эпизод. На север Нуменорэ.

– Калеон, как устроилась ваша семья? – к стоящему на пристани тридцатилетнему мужчине неслышно подошёл Элрос, положил руку на плечо. Тот невольно вздрогнул, но тут же улыбнулся: нуменорцы быстро привыкли к тому, что бояться на острове некого.
– Спасибо, всё хорошо. Отец хочет строить свой дом, говорит: дворцы – для эльфов и владык, а мы – всего лишь люди. Мы поможем ему всей семьёй.
Элрос покивал головой – скорее каким-то своим мыслям, чем словам Калеона, – и вдруг спросил:
– Кэлеон, а ты не хотел бы отправиться с нами на северный берег? Я уже выслал партии разведчиков на юг и на запад, на север же хочу сходить сам, и вот ищу себе спутников. Соглашайся, ведь это один из многих шагов к тому, чтоб в полной мере освоить нашу новую родину. И ты будешь одним из первых, кто взглянет на её полуночную часть.
Кэлеон приподнял бровь, обдумывая предложение предводителя Аданов.
– Но ведь это не день и не два. Кто же поможет отцу, если я уйду? Ведь после смерти Каири я у него – старший сын.
Да, Каири. Золотоволосый воин погиб так нелепо, схватившись на охоте с медведем грудь-в-грудь. Медведь одним ударом сломал ему обе руки, лишив возможности сопротивляться; следующий удар когтистой лапы разорвал охотнику горло. Когда подоспевшие охотники подняли зверя на рогатины, было уже поздно… Элрос тряхнул головой, отгоняя мрачные воспоминания. Нет! Всё в прошлом. Здесь не будет подобных несчастий, здесь властелин человек, а не зверь.
Но всё же… всё же…
– Мы должны узнать, кто живёт в здешних лесах, кроме нас. Подозреваю, что хищников тут нет, но кто знает, – он внимательно посмотрел на товарища, и тот понял, что значил этот взгляд. – А на постройку дома ты ещё поспеешь, не волнуйся, – он загадочно посмотрел куда-то через плечо. – Мы обнаружили вчера ещё один замечательный дар наших Владык.
И, словно в подтверждение его слов, из густых прибрежных зарослей листоцвета донеслось звонкое, почти музыкальное, ржание.
– Взгляни! Истинно, это творение самого Оромэ! – с этими словами Элрос исчез за кустами и через минуту вывел оттуда великолепного белого коня с серебристо-серой гривой и длинным, до копыт, хвостом. Стройные ноги животного двигались так изящно, что казалось: конь ступает по воздуху, едва касаясь травы.
– Какой красавец! – Выдохнул Кэлеон. – Он… один такой?
– Нет, – понимающе кивнул предводитель. – Вчера к моему дворцу вышли тридцать таких лошадей, совершенно ручных. Благородные животные позволяют подходить к ним и даже седлать. Я думаю, это эльфийские кони; взгляни, как они отличаются от наших низкорослых лошадок. Он просто создан скакать наперегонки с ветром, – он нежно провёл ладонью по мускулистой лошадиной шее. – Вот на них-то я и предлагаю ехать. Знаешь, – продолжая разглаживать гриву, сообщил он, – в галопе он переходит на иноходь. Дивно красиво и не доставляет всаднику никаких неудобств. Так как, ты решился?
– С ними, – неуверенно поинтересовался Кэлеон, – мы, наверное, и за месяц обернёмся?
– Должно быть так.
Всё с тем же зачарованным взглядом, Кэлеон кивнул.
– Я… значит… я… поговорю с отцом. Он, думаю, не обидится на своего сына, когда узнает, что его позвал за собой сам будущий король Нуменора.
Элрос поморщился:
– Прошу тебя, друг!.. – но было видно, что ему приятно услышанное. – Поговори с отцом и сообщи мне. Я хотел бы выехать через семь дней.
     
В день отъезда Элрос сам пошёл на конюшню. Седлать своего Валаранна – так он назвал серогривого коня, как-то сразу отозвавшегося на это имя «Дар Валар» – он не позволял никому. Да и конь не подпускал к себе других наездников; нет, не кусался и не бил копытом, а просто отступал в сторону, грациозно-неуловимыми движениями выскальзывая из-под рук и седла.
Элрос погладил коня, говоря ему что-то ласковое, и принялся прилаживать седло, без которого, впрочем, как он начинал подозревать, вполне можно было и обойтись. Но в дальней дороге он решил не рисковать.
Дальняя дорога… Он улыбнулся. Что ж, его поколению выпало быть здесь первопроходцами. Странное чувство, смесь щемящей радости и тревоги, ожидания чуда и…
Что они знали об острове? Пока немногое. О том, что центральные земли, получившие имя Митталмар, возвышаются над изведанными землями восточного полуострова, а, быть может, и над всеми прочими. Что от самой Великой Горы простираются зелёные долины  и луга с тучными травами. Что сама гора, пологая у подножья, к вершине становится крутой настолько, что, доступна, наверное, лишь орлам Манвэ, Владыки Воздуха: и то верно, нечего смертным топтаться у подножия трона Самого Всевышнего. Впрочем, зоркие глаза одного из разведчиков заметили что-то вроде тропы, вьющейся по склону, хотя начала этой тропы никто пока не отыскал.
Что ещё? Длинный полуостров востока, защищённый от северных ветров протяжённым взгорьем, южнее переходящим в низину.
Орростар. Да, пожалуй, так мы назовём его. Ор-ро-стар. Неплохо, – похвалил себя Элрос.
Восточная земля, где им впервые довелось вдохнуть сладостный и пряный аромат здешнего леса. Нет, Средиземье так не пахнет. Оно как хижина бедного крестьянина – сырое и пахнет грязью и смертью. Нуменор же – как дворец короля, красочен и полон жизни.
Он закончил седлать коня и приторачивать сумки, и, легонько потянув за узду, вывел его из конюшни.
Так, о чём это я? О том, что нам известно. А что нам известно? Больше ничего, кажется. Мореходы, поплывшие вдоль побережья на север и на юг, ещё не вернулись – значит, наш остров велик. Те, кого я послал на юг, вернутся тем более не скоро. Север ещё не ведал ноги человека…
Погружённый в размышления, он подошёл к месту сбора. Там уже ждали десять человек на нуменорских лошадях. Каждый держал под уздцы ещё по одной, уже обыкновенной, вьючной лошади.
Элрос обвёл собравшихся взглядом.
– Ну что ж, друзья, в путь!

Копыта лошадей стучали по малоплодородной каменистой земле. Впрочем, малоплодородной она была лишь по сравнению с восточной и центральной частями острова. Здесь буйно рос вереск с крупными, почти в ноготь величиной, цветками, собранными в большие кисти. Характер местности говорил о близости скал, которых пока ещё не было видно.
Вдали, с западной стороны, показался лес. За десять дней пути они уже миновали пару лиственных рощ, красивых и ухоженных, словно парки. Теперь Элрос вновь натянул поводья, забирая к западу, и спутники, переглянувшись с улыбками, последовали за ним. Причиной улыбок было то, что предводитель на всём пути не пропускал ничего хотя бы мало-мальски интересного, будь то речка, муравейник или невиданный прежде цветок.
Некоторое время спустя они уже ехали по еловому лесу, зачарованно задрав вверх головы. Изумрудные пушистые ветки с истекающими прозрачной смолой шишками казались толщиной в руку благодаря длинной густой хвое. Ни на одном дереве не было мёртвой или пожелтевшей ветки. Под ногами пружинил странный, чуть светящийся в зелёном сумраке, мох.
– А в нашем ельнике мох бы не выжил – чтобы так, по всей земле… – заметил Кэлеон, подъезжая ближе к Элросу.
– Это верно, – тихо, с каким-то детским восторгом ответил тот.
– Эй, попробуйте! – раздалось сзади. Оба оглянулись и увидели, как один из всадников, Гареллин, держа на вытянутой руке шишку, протягивает её своим товарищам. – Да попробуйте, попробуйте! Она на меня случайно упала, а я поймал – липкую, всю в смоле. Руку лизнул – а смола-то сладкая. Ну, не мёд, конечно, но…
– Спасибо, я с дерева сорву, – Кэлеон изящно уклонился от протянутого «лакомства» и привстал на стременах за росшей прямо над головой большой шишкой. Она отделилась неожиданно легко, но смолы на её чешуях почти не оказалось – лишь одна капелька на самой верхушке. Коснувшись её кончиком языка, он ничего не почувствовал и, решившись, слизнул прозрачную каплю целиком. Вкус был действительно необычным – без обычной смолистой терпкости, сладковатым, с целым букетом вкусовых нот и тональностей. – Хм, да из него можно вино делать.
– Да, – подтвердил восседавший на белом, в серых яблоках скакуне друг Кэлеона, Бенетор. – Только вот не ёлка это. Разве бывают ёлки, источающие нектар?
Как оказалось, не только нектар был достоинством благородных деревьев, но и скрытые под жёсткими чешуйками семена, похожие на небольшие орешки с плёнкой вместо скорлупы.
– Как ты удачно свернул, правитель!
– Это верно, Гареллин. Но… не звал бы ты меня правителем. Да, я привёл вас сюда, в Нуменор, и здесь, думаю, нами станут править Валар. Не след мне замахиваться на главенство.
– Не знаю, Элрос, как решат Пресветлые Владыки, а по мне – так быть тебе королём, – с этими словами Гареллин отъехал в сторонку и тут же услышал продолжение какого-то разговора, что вели Бенетор и Кэлеон.
– …так вот я и говорю, что лес этот – другой… ну… будто посажен недавно. Почему? А вглядись-ка в мох под копытами. Ну? Видишь?
– Что? Мох. Зелёный. Цветёт наподобие нашего «птичьими слёзками».
– Правильно. Что ещё? Ты же воин, должен любую мелочь подмечать.
– А что ещё? Светится слегка, вижу.
– Не то ты видишь! – Бенетор в досаде даже ударил слегка по луке седла. – Иголок нет опавших, хотя они должны землю ковром устилать: ели-то вековыми кажутся. Ан нет, ни единой. Что это значит? Что лесу этому от силы пара месяцев, и взрастила его сама Кементари своим искусством. Понял теперь?
– Хм… Ух ты, догадлив!..
– Вот, потому, видно, и ёлки ещё ёлками не пахнут – не успели пропитаться…
– Вот выдумщик, – Кэлеон, приблизившись, шутливо шлёпнул его по затылку. – «Пропитаться»!.. Это ж надо придумать.
Бенетор пожал плечами и, наклонившись к самому уху лошади друга, быстро что-то сказал – и та, рванув с места, понеслась в лесную чащу под громкое «Эй! Эгей!!! Постой же! Куда?!.» Кэлеона. Когда спустя минут десять он, нарочито хмурый, выехал из чащи, никто не смог удержаться от смеха – настолько потешно он выглядел в обильно утыканной зелёными иголками одежде.
– О, наш ёжик вернулся, – хохотнул Бенетор.
– Я, между прочим, специально отряхиваться не стал, – мрачно ответствовал Кэлеон, – чтобы ты знал, за что я тебя бить буду! – и, пришпорив лошадь, ринулся в погоню за товарищем, тут же развернувшим своего скакуна и скрывшимся за деревьями. – Что ты сказал моему коню? Я тебя спрашиваю!..
– Ты разве не знал, что эти лошади понимают по-эльфийски? – раздалось уже издалека.
– Эй вы! Не увлекайтесь! – крикнул им вдогонку Элрос. – Не уезжайте далеко! – и, уже тихо. – Дети. Ну чистые дети!

Прошло ещё четыре дня, и кавалькада выехала из лесов на каменистую равнину, простиравшуюся от скалистых высот, выросших на самой северной оконечности острова. С этой равнины были уже видны оба берега вытянутого в полуночную сторону полуострова. Справа и слева от всадников в дальнем далеке шумело буйное море, так, что грохот волн, бьющихся о скалистые утёсы был слышен в центре равнины. Но не прошло и четверти часа, как море скрылось из виду, и скалы стали обступать путников со всех сторон – сначала невысокие, в три-четыре человеческих роста, потом всё выше и выше, а впереди грозной сторожевой башней вздымался пик высотой едва ли не в две трети Небесного Столпа.
– Глядите! – простодушно ахнул кто-то. – Эта гора – словно дозорный, охраняющий наши рубежи.
– Да, и стоит как раз на севере, – недобро сощурил глаза Элрос. – Славное напоминание нашим врагам и тем, кто осмелится в будущем угрожать народу Аданов.
– Верно говоришь.
Тут с неба над всадниками разнёсся громкий клёкот; все подняли головы и тут же как один пригнулись к лошадиным шеям: сверху прямо на них падали несколько огромных крылатых теней. Десять мечей покинули свои ножны, готовясь отразить атаку.
– Убрать оружие! – выкрикнул Элрос, первым возвращая на место меч. – Убрать, говорю вам! Это друзья!
Всадники чуть опустили мечи; убрать их никто не решился. Всё произошло так быстро, что ни один из людей не успел опомниться: двенадцать коричневых птиц с размахом крыльев в три человеческих роста с шумом опустились перед людьми, до полусмерти испугав вьючных лошадей, которых едва удалось удержать. Эльфийские же кони, как не странно, и ухом не повели, словно встреча с крылатыми исполинами была для них обычным делом.
– Орлы! – тихо сказал Кэлеон.
– Орлы, – так же тихо повторил Элрос и, спешившись, почтительно поклонился птицам.
– Что это он? – шёпотом спросил кто-то у соседа.
– Да ничего, – сердито ответил тот, перенося ногу через спину коня, и, спрыгнув на землю, тоже склонился перед орлами.
Заскрипели сёдла – остальные восемь человек последовали примеру предводителя.
– Приветствую вас, посланники Манвэ, – продолжал Элрос.
Орлы молча взирали на него. Потом тот, кто сидел ближе всех, повернулся и, взмахнув крылами, тяжело подпрыгнул, и полетел, медленно набирая высоту. Остальные последовали за ним. Сделав два круга над застывшими людьми, так же медленно они полетели в сторону высокого утёса.
Тогда только Элрос выдохнул и провёл рукавом по лбу, стирая выступившую испарину, молвил, оборачиваясь к спутникам:
– Ну вот мы и увидели истинных стражей, что охраняют наш покой с севера.
Никто не ответил: говорить почему-то не хотелось, – а Бенетор подумал: Орлы, наверное, легко могли растерзать нас, если бы захотели. Даже мечи спасли бы не всех.
Как бы там ни было, всё обошлось, и через несколько минут вся процессия повернула на юг. Они возвращались в город.
Пик, где гнездились орлы, позже был назван Соронтиль в честь его обитателей.
На обратном пути они вновь проезжали через еловый лес, и Бенетор, внезапно останов коня, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Странно, похоже, на острове из хвойных растут только ели. За всё время мне не попалось ни одной сосны.
– Ну и что с того?
– Не знаю… – честно признался Бенетор. – Но мне вдруг показалось важным то, что здесь не могут расти сосны…
– Ерунда! Да и с чего ты взял, что не могут?
Бенетор быстро пожал плечами, отгоняя странную мысль.
– И правда, ерунда. Наверное, устал в дороге, вот и лезет в голову всякое, – и, уже удивляясь сам себе. – Действительно, причём здесь сосны?

Где хмурые ели, там горным не вырасти соснам.
Нет места учителю там, где ценятся воины…