За рассказ можно пинать по всем поводам. Я буду только рад.

Ворота

     Данька уверенным шагом зашел в вестибюль метро. Купил карточку на одну поездку, прошел сквозь штакетник и сел в поезд. На часах было восемнадцать ровно. В такое время поезд из спальных районов идет полупустым. И Данька устроился на своем любимом месте в конце вагона.
     Данька снял с плеч рюкзак и поставил его на пол. Приоткрыл – вроде все в порядке. По полу покатилась пустая бутылка от пива. Данька остановил ее носком ботинка и отправил в дальнейшее путешествие. Бутылка стукнулась о другое сиденье и вернулась обратно. Данька усмехнулся. Как похож. Как он похож на эту бутылку. Кто-то пнет ее носком ботинка, она покатится себе, а потом вернется обратно. А потом его опять пнут. Так всю жизнь. В свои двадцать четыре года он не добился ровным счетом ничего. Работа в маленьком издательстве верстальщиком. Небольшая зарплата и премиальные по праздникам. Утром ровно в десять на работу. Ровно пол восьмого он входит в двери своей однокомнатной квартиры. Одни и те же лица, одни и те же названия остановок метро. Все то же самое. Даже трудно вспомнить, что было вчера, а что позавчера. Один день сменяет другой.
     Когда-то в детстве он мечтал стать писателем, сочинять сказки для детей. Позже, лет в двадцать, когда он даже добился кое-какой популярности в узких кругах интернетчиков, он понял что писателя из него не получится. Как не получилось  художника и музыканта. Этот мир словно выталкивал его куда-то, говорил: «Здесь занято, здесь тоже. Вообще, проваливай отсюда! Радуйся, что у тебя ноги и руки целы, есть где жить и что есть. У некоторых и такого счастья нет.»
     Друзьями Данька тоже не обзавелся. Те, чьими книгами он восхищался были для него на недостижимой высоте, а его окружение будто бы не замечало его. Даже когда он с успехом общался в сети, то приходя на сходки интернетчиков тут же становился там чужаком. С девушками тоже были проблемы. Сначала все шло хорошо, а через две недели очередная подруга уходила. Мир выталкивал Даньку из своего тела, а он даже не мог понять за что и почему.
     На улице шел мокрый снег. Данька надел шапку и натянул ее на уши. Дул промозглый февральский ветер. Данька аккуратно снял с плеч рюкзак и расстегнул боковой карман. Бумажка с заветной схемой лежала на месте, хотя ее содержание он уже выучил наизусть.
     Площадка перед станцией метро была замусорена. Около железных столиков у пивного ларька скучковался народ. Пахло чебуреками и еще чем-то неприятным. Из музыкального ларька напротив вопила Вера Сердючка: «ХАрАшо! Все будет хАрАшо!» Даньке тоже хотелось бы в это поверить, хотя в качестве прощальной композиции к своему отъезду он выбрал бы любимый Queen.
     На автобусной остановке не удержался – достал мобильник и набрал телефон брата.
- Здорово, это я! Тут такое дело, понимаешь, я, уезжаю…
- Что? Тебя плохо слышно, Данила! У меня сейчас переговоры важные с инвесторами. Ты перезвони мне через пару часов.
- Уезжаю! Говорю тебе, передай родителям, что я уезжаю!
- Ладно давай! Тогда как приедешь, позвони мне.
С родителями вообще лучше не разговаривать. Если старший сын для них был гордостью, то младший - просто сыном, который ничего не хочет и ни к чему не стремится. К тому же еще не вырос из детских подштанников.
Экарус, противно скрипя, медленно тащился по улице. Прошла кондукторша. Его даже и не заметила. Ему было всегда обидно, что у него никогда не спрашивают билет. Даже милиция, будь он даже в подпитии, не останавливает. Просто не замечает. Данька окликнул ее, купил билетик. Он оказался счастливым. Удивительно, первый раз в жизни. Еще в детстве он слышал, что счастливый билет надо съесть. Он так и сделал, когда вышел из автобуса.
Впереди лежал пустошь, поросшая хлипкими голыми деревьями. Данька зашагал вперед. Метров через сто увидел вдалеке костер. Все как на схеме. Он прибавил шагу.
Народ уже собрался. Данька прикинул – человек тридцать. В свете костра тени плясали на лицах. Разномастный народ. В основном конечно молодежь. Были правда и совсем взрослые люди. Одеты все были необычно. Кто в камуфляж, кто вообще в какие-то средневековые одежды. Вокруг валялись битком набитые рюкзаки и сумки. Так, что Данька в своих джинсах и синего цвета пуховике смотрелся совсем необычно.
Он подошел к костру, подставил руки огню и стал вслушиваться в многоголосицу, царившую вокруг. Все обсуждали отъезд или уход. Как угодно это можно называть. Смысл не изменится. Билет в один конец. Карточка на одну поездку.

Он появился незаметно. Мужичок лет сорока. Небритый, с взлохмаченной шевелюрой с прилипшими к ней снежинками. Он был одет в серое длинное пальто, вокруг шеи обмотан толстый шерстяной шарф.
Он просто подошел откуда-то сзади и сказал: «Вижу, все собрались. Что ж, тогда в путь.»   
Народ разом замолчал. Кто-то уставился на мужика, кто-то стал судорожно собирать вещи. Между тем, мужичок отошел чуть подальше от костра и носком ботинка начертил на снегу линию: «Здесь граница. Кто первый?»
- Я! - вперед вышла девушка. На ней был черный шерстяной плащ, вышитый серебряными нитями. Волосы распущены. Из вещей у ней не было ничего. Она расставила широко руки, как будто в полете и шагнула через черту. Пройдя несколько шагов она оступилась и шлепнулась в снег. Видимо шла с закрытыми глазами.   
     Несколько минут творилось, что-то невероятное. Каждый пытался шагнуть через черту и ничего не происходило. Пробовали с вещами или без. Делали во время перехода через черту всякие знаки. Ничего не получалось. Данька тоже хотел попробовать. Но его грубо отпихнули назад. Кто-то пытался преодолеть черту с третей попытки. Затем все успокоились. Кто-то в окутавшей это место тишине тихо всхлипывал, кто-то в пол голоса матерился. А мужик стоял и улыбался: «Ну, что же вы не идете? Сами же хотели.»
     Кто-то из толпы молча двинулся на мужика, затем второй третий. Его толкнули в грудь. Он чуть отклонился. Затем ударили. Через минуту его уже не было видно за скрывшими его спинами.
     Люди уходили молча. Озлобленные и усталые. Месть за несбывшуюся мечту не придала никому сил, не сделала счастливым. Через пять минут Данька остался один. Он сидел возле окровавленного трупа и всматривался в изуродованное лицо. Мертвец улыбался. «Неужели неудачная шутка стоит жизни?» – подумал Данька. А мужик, он не знал с кем связывается? Да, это же все, как он, отщепенцы общества. Нормальному человеку не придет в голову отвечать на объявление в сети: «Помогу найти дорогу в другой мир!» Тем более встречаться с незнакомым человеком, отвечать на глупые вопросы. Нет, что-то здесь было не так.
     Данька порылся в карманах куртки, ища сигареты, и вспомнил, что бросил курить. Мало ли? Вдруг в другом мире нет табака? Не мучиться же на новом месте.
     Положение было глупее не придумаешь. Он оставался один на глухом пустыре, возле остывающего трупа. К тому же сам был практически соучастником убийства. Хотя звать на помощь было здесь абсолютно бесполезно, да и не пришел бы никто.
     Данька почувствовал, как в рюкзаке кто-то ерзает. Он снял его, поставил на снег и расстегнул молнию. Из сумки высунулась морда кота.
Он подобрал его на улице, когда возвращался домой. Из худого облезшего котенка вырос внушительных размеров котяра. К тому же и оказался редкой пароды: норвежский лесной кот. Он вспомнил как отпаивал его молоком, лечил болячку на хвосте. И кот отплатил ему всем, чем мог. Мурлыкал на ночь сказки на своем кошачьем языке, терся об ноги, встречал и провожал каждый день.
- Пойдем, надо убираться отсюда побыстрее!
Кот зашевелился в рюкзаке. Опрокинув его, он выбрался наружу и потерся об ногу Даньки. Затем он неторопливо прошествовал к черте, тщательно ее обнюхал, переступил и тут же исчез.
Данька остолбенел. Значит проход был. Но почему тогда… Почему тогда, никто не смог пройти? Да просто никто до конца в это не верил. Все эти средневековые наряды, сборы. Показуха для самих же себя. Даже сумасшедшему трудно поверить в другой мир. Не то, что нормальному человеку. А коту было все равно. Он увидел дыру и залез в нее. «А мы все сами отгородились от того, чего не в силах понять. Воспитание. Обычаи. Правила. Тупик.» А коту было все равно.
       Данька закинул за плечи рюкзак и последовал за котом через черту. Никакой яркой вспышки, головокружения. Он словно бы просто зашел в другую дверь.
     Дверь из зимы в лето. Дверь из серости февральской Москвы в буйство цветущих летних трав. Шумела высокая трава на огромном до горизонта поле. Данька скинул рюкзак и повалился прямо в траву. На глазах выступили слезы. Над ухом жужжал шмель. Или существо чем-то похожее на шмеля, названия которому Данька еще не придумал. Данька всматривался в сине-изумрудное чужое небо. Нет, теперь не чужое небо. Рядом зашуршала трава. Из нее вынырнул кот с мышкой в зубах. Он укоризненно посмотрел на Даньку и снова исчез в высокой траве. Данька закрыл глаза и лежал так очень долго. Пока не услышал странный шум. Кто-то или что-то приближалось к нему. Он почувствовал необычный запах. Будто благовония. Нет подходящего слова. Просто запах. Кто-то громко фыркнул. Данька открыл глаза. Над ним склонилась лошадиная морда с витым рогом на лбу.

У меня тоже... Кстати, извините, но после Крапивина и Лукьяненко у меня аллергия на всяких Данек и Валек мужского пола.

как странно... и опять у меня дежавю...