Баллада выжившего знаменосца
23 августа 1485
Теплый день улыбался, но было совсем не до смеха.
Я к ручью склонился и пил – пил себя не помня.
И, шатаясь под тяжестью смятых в бою доспехов,
О траву я вытер клинок, обагренный кровью.

Там, под сводами леса, о чем-то кричали птицы,
Теплый солнечный луч скользнул по лицу несмело;
Я хотел – не уснуть, я хотел – не забыть, не забыться.
А еще –  умереть, а небо о жизни пело.

Не бежал я, о нет, я просто в бою был ранен.
А когда я очнулся, уже завершилась битва.
Огляделся вокруг – но исчезло бесследно знамя.
Огляделся и вспомнил с тоскою: мы были разбиты.

...Мы летели навстречу судьбе железной лавиной.
Я бы даже сказал, что мы были в чем-то бессмертны.
И летел наш клич  “Йорк!”, а кто-то любимой имя
Как святая святых прошептал на прощанье ветру.

На подъем все мы были легки: что же, драка так драка!
Не одежды вельмож – сталь доспехов была нам привычней.
Первый меч королевства нас вел за собою в атаку –
Придававшая силы нам верность именем Ричард.

Я скакал рядом с ним по привычке по правую руку,
С отставаньем в полкорпуса будто бы по этикету.
И сливался стук сердца с безумным копыт перестуком,
Ну а там, за спиной, безвозвратно сгорало лето.

Ускользающий запах ржаного душистого хлеба
Обернулся тоской по всему, что придется бросить,
И уже касалась лица сквозь прорези шлема
Невесомо-прохладным дыханием близкая осень.

Не останется песен, но, может, кому-то приснится –
Хотя я, если честно, не очень-то в это и верю –
Как до боли, до хруста костей я сжимал в деснице
Красно-белое знамя с гордым матерым вепрем.

Было – небо; и горько-пьянящее чувство полета.
И наш путь за предел, уводящий прямой в неизвестность.
Было пение ветра – прощально-надрывная  нота.
Билось кровью в висках понимание – нам здесь не место.

Не сумели сберечь, потеряли страну, проиграли.
Мы на ровном месте смогли так нелепо попасться!
И в ловушку предательства сами себя мы загнали;
Но безумно хотелось еще ненадолго остаться.

Чтоб вдыхать запах трав, подставляя солнцу ладони,
Чтобы ветер в лицо и бежать за мечтою по следу.
Это был только миг, но его навсегда я запомнил
И по-детски наивно зачем-то поверил в победу.

А потом – ряд щитов, отражение страха на лицах,
И был страшный удар, ломавший копья и судьбы.
Пусть хронисты со временем всех нас запишут в убийцы,
И за верность присяге и чести посмертно осудят –

Все равно не бывает судьи страшнее, чем совесть.
А она в том бою нас била наотмашь – по нервам.
Был еще горький привкус, не знаю – гордыня ли, гордость? –
Имена позабудут, а нет – проклянут. Все верно!

Победители пишут историю; в ней мы – изгои.
Ну и что, что в крови одинокая белая роза?
Не вернуть нас молитвами, так что – не надо, не стоит.
По ушедшим за Грань проливать уже поздно слезы.

Лишь родные нам будут потом тайно ставить свечи –
Мы и сами свечами в безумном бою том сгорали.
Словно вся тяжесть мира легла на усталые плечи:
Не жалея себя, для врагов не жалели мы стали.

А тоска все сжимала когти – хоть вой ты волком!
В спину били “свои” – мы предателей поздно узнали.
Да, конечно, дрались мы как боги – а толку?
Наших вдов, к сожаленью, от этого меньше не станет.

Кто рискнет через сотни лет собирать осколки?
Кто поверит в нас, услышит сквозь лязг оружья?
Кто увидит сквозь сны выражение глаз, а не только –
Перекрестье, удар, ложный взмах, разворот, полукружье..?

Пляска стали – она как танец осенних листьев.
И за песней клинков стон предсмертный бывает не слышен.
Взмах, удар, разворот... – я умел только так молиться.
И за мертвых друзей, и за тех, что все еще дышат.

Чтоб исправить ошибки жизнь не дается дважды,
А в бесстрашье героев – не надо, лучше не верьте!
Не узнает никто, как сходили с ума от жажды
Наши кони и мы под палящим дыханием смерти.

Небо – купол расколотый, смяты врата королевства.
Это осень до срока пришла за рассветом по следу.
Мы встречали ее, оставляя печаль ей в наследство,
И один за другим уходили молча – в легенду.

Обреченность безумцев – не спорю, сюжет избитый.
И забвенье в веках – это, в общем-то, тоже не новость.
Не расскажет всей правды никто; а мы будем убиты.
Дождь на Босвортской глине нашу напишет повесть.

Я не видел, как падал Ричард – я рухнул раньше.
В бок обломок копья – бывает. Какая мелочь!
Все что смог я запомнить, теряя сознанье от раны –
Пятна крови моей на штандарте, когда-то белом...

А потом я проснулся – то было стократ страшнее –
Среди мертвых друзей, не в силах молчанья слышать,
Умирая от жажды, что стала всего важнее.
Я не знаю зачем, я не должен, не должен был выжить!

Я не помню, как в полубреду добрался до леса,
Ненавидя себя – за рану, за жизнь, за слабость.
Теплый ласковый мир, в котором мне больше нет места.
Я, как лист на ветру; а друзья... никого не осталось!

Может, мой король жив? Я в это и сам не верю...
Я ведь слышал, как он нам сказал: “Я умру сюзереном”.
Я его не нашел. Не нашел я и знамени с вепрем,
Пред которым мы все преклонили когда-то колена.

Что я чувствую... Дикую ярость? Боль от потери?
Стыд за то, что я жив? – но это слова всего лишь.
А еще за то, что не стало последней постелью
Поле Босворта мне, глухую обиду и горечь.

Что мне делать, куда мне идти, я теперь вне закона..?
Я хочу умереть, в попытке отбить наше знамя!
А закатное солнце все так же искрится в кронах...
Я не знаю, как жить да и стоит ли мне – я не знаю...