|
Вот решил наконец выложить. Кусайтесь
ВО ИМЯ СВОБОДЫ, ВО ИМЯ ЛЮБВИ.
ЖИЗНЬ ВЗАЙМЫ
Я не верил, что я мертв,
я слышал брань и плач,
и я видел, как над телом,
там внизу, шаманил старый врач.
«Ария»
Он был. И не был одновременно. Серая пустота кругом, туман и страшный, сковы-вающий холод. Потом — боль. Тело, только что обретенное, готово умереть — от удушья. Голоса и яркий свет. «Надо дышать, мне помогут в этом… Не умирать… Жить…». Созна-ние исчезало, проваливалось туда, обратно в серую глубину.
***
— Ну и что это такое, если не чудо, по-вашему? Неучтенные резервы младенческого организма?
— Да не сочитесь вы так ядом, коллега. Я и сам не знаю, как это объяснить. Однако, в конце-то концов есть факт: он выжил, хотя пуповина была обмотана вокруг шеи…
— В три оборота…
— Да… Поневоле призадумаешься над божественным происхождением человека.
— Ну уж. Вряд ли это новый Иисус сошел на Землю в образе этого мальчика.
— Кто его знает? Может да, а может и нет. Во всяком случае, если очень захочется, можно и этому объяснение подыскать.
***
…Я не знаю, таким ли был этот разговор двух врачей-акушеров, боровшихся, как им казалось, за мою жизнь, или не таким. Да и был ли он, тоже не знаю. Важно сообщить о том, что произошло тогда, в родильном отделении химмашевского роддома. тридцатилет-няя женщина, рожающая второго сына, рожающая довольно легко, впрочем, первого ей было тоже легко рожать. Врачи. Двое или один. Пусть их было двое. И — ребенок. Маль-чик с обернутой вокруг шеи пуповиной. Задохнувшийся еще до появления на свет, с ак-тивно разрушающимся мозгом. Врачи тогда делали все, что могли, только чтобы дышал, хотя и знали — бесполезно. Тем не менее, ребенок начал дышать, он буквально ожил, но… кое-какие вещи не так легко восстановимы, как жизнь. Была родовая травма, были врожденные искажения организма и был полуразрушенный мозг. И если бы врачи знали, что последует за этим чудесным спасением, не знаю что они сделали бы. Ведь клятву Гиппократа можно понимать двояко…
***
Мальчик был очень болезненный. Никто не упрекнул бы его мать, если бы она сдала его в интернат и забыла о нем. Никто — кроме его отца. Но на его возражения она давно уже не обращала внимания. Они развелись вскоре после рождения малыша. А потом вы-яснилось, что ребенок болен. Диагноз — асептический некроз головки тазобедренного сустава. Неизлечимо. По крайней мере, тогда. Однако мать не захотела расстаться с уже годовалым ребенком и начались бесконечные походы по врачам, больницам, поликлиникам… К тому же вдруг вырвалось на свободу то, что было по сути своей миной замедлен-ного действия. Психические расстройства. Однако на них обратили внимание гораздо позже, когда задавить их было уже невозможно. Может быть именно поэтому Сергей и не стал впоследствии обычным, средним обывателем. Стал тем, кем стал.
Зная, что Сергей еще не скоро, может быть и никогда, пойдет в общеобразовательные учреждения, его развивали. Довольно интенсивно для возраста от одного до шести лет. К трем годам он еще не мог ходить своими ногами, в четыре смог пойти на костылях, к шести костыли отложили в сторону. Забегая вперед: к четырнадцати годам от трещин в тазобедренном суставе не осталось и следа. Так же, как от несращения позвоночника в двух местах. Но это — позже.
***
Я боялся темноты. Однако этот страх притягивал меня, притягивала, манила и сама темнота. Тьма. Сейчас я понимаю — это мой путь, но для пятилетнего, да и десятилетнего тоже, ребенка это было чем-то необъяснимым. Однажды, когда я ухе ложился спать, мне показало, что у сидящей на столе кошки голова какого-то довольно злого старичка. Может и показалось. Но впоследствии, начав интересоваться мистикой, магией, ведовством и да-же философией, я наткнулся на описание домового. Было сказано, что иногда, домовой прикидывается каким-либо домашним животным, чаще всего — кошкой. Или вселяется в нее. Или… Или-лили, как говорил один из героев очень уважаемых мной писателей.
Рос я мальчиком слабым, болезненным. И это не могло не повлиять на то, как я общался с миром. Да, я мечтал сделаться сильным и всех победить, всем отомстить, но прак-тически не мог ничего предпринять для этого. Мать заботливо оберегала меня от всяче-ских напряжений психики и организма. Не знаю, чем я был для нее, потом, однажды, в запале нашей с ней ссоры по поводу моей избранницы — будущей законной супруги, она сказала мне, что если бы не напряженные отношения между ней и отцом, меня могло вовсе и не быть. Я — только для сохранения семьи. Не знаю. Не берусь судить. Несмотря на все те негативные стрессы, что я пережил по ее вине, я ее не виню. Мать сделала для меня очень многое, даже пожалуй больше, чем могла. Я не умею относиться к ней как к матери, но я просто не умею жить с родственниками. Это очень цинично, но в силу некоторых причин, люди для меня — не более чем разменный материал, тени. Есть лишь несколько существ (я не причисляю их к людям по причинам, которые раскрою позже), к которым у меня возникают теплые чувства. Моя жена и моя кровная сестра.
***
— Вы знаете, ваш сын очень талантлив. Но при всех его способностях он очень пло-хо уживается с коллективом. Всегда ставит себя в стороне от общей массы. Да, и на уро-ках он ведет себя просто безобразно. Как-то, знаете ли, даже вызывающе. Нет, я все понимаю, он все уже знает, ему неинтересно. Ну да, ну да, конечно, это дети изучают даже еще до школы, однако же есть программа занятий. К тому же знают многие, но столь демонст-ративно выказывает свое пренебрежение только он. То, знаете, прямо на уроке книгу дос-танет и начнет читать, то ноги на парту взгромоздит, а то и вовсе под партами с урока удерет и болтается по школе. Так недалеко и до пьянства с курением. И вовсе я не преуве-личиваю! Да вы посмотрите на них! Все такие благополучные, а потом? Нет, я не говорю, что у вашего сына какие-то такие наклонности, но знаете, он какой-то… ну… не от мира сего, что ли? Вы присмотритесь к нему все-таки, вдруг что-то? Да, а вообще-то, лучше бы его вам на домашнее обучение взять. А то он и так-то с детьми почти не общается, а потом конфликты из-за этого будут. Ну, вы знаете, у детей всегда так — кто отделяется, тот и виноват во всем.
***
Мать все-таки взяла его на домашнее обучение. К процессу обучения подключился и старший брат. В результате этого Сергей обогнал сверстников на целых два года: когда он пошел наконец учиться в школу, ему было всего неполных двенадцать лет. Седьмой класс.
Школа тоже была не вполне обычная. Школа-интернат «Особый ребенок». Не надо понимать слово интернат так, как его привыкли употреблять. В этой школе учились дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата, с диагнозами ДЦП и иными ему подобны-ми. Интернатом школа была для них, тех, кто не мог каждый день ездить в школу из дому и обратно. Тем более, что и были они из разных городов. Для тех же, кто жил в городе, ходил школьный автобус.
Классы в школе были человек по пять-десять. В такой обстановке мальчику было го-раздо проще вживаться в процесс общения с другими людьми. Правда не обошлось и без накладок. Один из одноклассников оказался тоже с психическими отклонениями, хотя и иного характера, чем у него. Поэтому его отношение к новичку в течение всей последую-щей жизни периодически диаметрально изменялось. В основном он считал себя его другом, но иногда… Андрей называл его Князем Тьмы, Дьяволом, Черным магом, обвинял в том, что он связан с Космосом и просто мечтает уничтожить мир. Учитывая то, что сам Андрей был религиозным фанатиком, по сути своей даже Паладином Истинной Веры, ра-зумеется он пытался в такие минуты если не убить или покалечить Сергея, то по крайней мере выразить свою ненависть к нему. Тем не менее, это не мешало существовать их странной полудружбе. Более того, именно Сергей привел Андрея «на горку», туда, где в то время собирались для общения ролевики. Андрею это сразу пришлось ко двору, он принял имя Рекс и больше почти не вспоминал о Сергее. Разве что иногда, в минуты осо-бого душевного расстройства пытался его найти, чтобы наконец попытаться его побить.
***
Я намеренно выпустил из виду сразу несколько лет моей жизни: все равно в них нет ничего, что могло бы быть интересно. Ну разве что то, что на энцефалограмме у меня об-наружили странный очаг возмущений в правом виске — именно там моя голова болела с завидной силой и регулярностью. То, что разуверившись в традиционных формах психи-атрии и лечения, меня водили к экстрасенсу. То, что я пролежал некоторое время в психи-атрической клинике, куда меня запихали даже без ведома матери — просто взяли, и прямо с приема у психиатра отвели туда, благо что прием происходил там же, на восьмом кило-метре Сибирского тракта…
Впрочем, именно с этого эпизода, с «психушки», у меня и начались некие процессы, проходящие как в сознании, так и в подсознании, и размывающие четко видимые очерта-ния безумия, из-за которых меня туда, собственно, и упекли. К самому безумию, на край его я подошел гораздо позже, учась уже классе в десятом-одиннадцатом. От него меня то-гда спасла именно моя будущая жена. Но это — позже. А тогда я приобрел к примеру полную нечувствительность к фармакологическим препаратам химического происхожде-ния, в первую очередь — к транквилизаторам. Тогда же у меня начались так называемые «глюки». То есть не собственно галлюцинации, а нестандартные мысли о мире и моем лично месте в нем. Еще было много странностей, не объяснимых пожалуй ничем, кроме Божественного промысла или магии.
Тут я считаю должным пояснить, что представляет из себя эта самая магия в моем понимании. В нынешних условиях, когда магические салоны, ордена, кружки и прочее расплодились со скоростью и назойливостью тараканов, очень мало кто способен воспри-нимать само слово «магия» без улыбки, а то и презрительной ухмылки. Но не все так про-сто на мой взгляд. Каждому человеку присуще изначально то, что зовут сейчас экстрасен-сорикой. Кому-то больше, кому-то меньше. Ну а кто-то может не только ощущать мир, но и изменять его в не которых пределах. Когда же я буду говорить о реинкарнациях , пре-дыдущих жизнях и прочем подобном же, я собираюсь иметь в виду вот что. Не только внешний вид, но даже и разум, характер каждого человека определяет его геном. Более того. Геном несет в себе всю ту информацию, что накапливается человеком при его жиз-ни. И случается так, что некоторые участки генома новорожденных совпадают с такими же участками уже живших. Довольно часто совпадает доминирующая, активная часть ге-нома, и тогда можно говорить о перерождении того человека, которому геном принадлежал прежде. Впрочем, не надо забывать и о найденной в последние десятилетия так называемой энергетической копии тела и разума человека, которую, хоть и с натяжкой, но все же можно, пожалуй, назвать душой.
***
Сергей в общем-то не слишком и удивился, когда придя «на Встречный», он обнаружил что новые знакомые с легкостью рассуждают о магии, колдовстве, реинкарнациях, называют себя не людьми, но иными существами, родившимися в человеческом теле. на-верное он был уже готов к этому. Он сам слишком отличался от среднего человека, чтобы можно было причислять себя к роду человеческому. Даже когда они употребляли термины, которых он не слышал раньше и не понимал, он словно бы вспоминал их значение, слова сами ложились на язык, рассуждения были именно теми, которые можно было ожи-дать. Потом он не раз замечал за собой подобное. Сами собой приходили знания, сами собой — умения, к примеру, фехтовальные. Да, он ходил какое-то время в «Каравеллу», там ему дали навыки фехтования, но спортивного. Он же «вспоминал» боевое. Вот только не хватало смелости, чтобы применить эти знания и умения. Сергей очень боялся сделать больно кому-либо, боялся причинить вред. Тогда же пришло умение произвольно изме-нять свою психику.
***
Я, собственно, и не думал тогда о чем-то особом. Я даже не предполагал, к чему это меня приведет. Я просто радовался внезапно сваливавшимся умениям. Когда я понял, что знакомый из Питера по имени Цыклопъ знает и умеет больше, чем говорит и показывает, я добился того, что он объяснил мне, как входить в состояние, которое он называл «бое-вым трансом». По-видимому, ему удавалось входить в него посредством этой методики, но мои занятия ей привели лишь к тому, что я получил практически полный прямой дос-туп к глубинному управлению своей психикой, разумом, телом. Первое время я экспери-ментировал. Заплатил я за эти умения довольно дорого — по глупости. Я начал каждую весну болеть какими-либо экзотическими для подростка болезнями, в том числе теми, сто относительно безопасны лишь для маленьких детей, но никак не для четырнадцатилетних. Это потом уже пришло (опять пришло) понимание: занимаясь безмерным усилением и уп-рочнением своего тела, расширением границ его выносливости, я бездумно пустил в ход все, вплоть до тех резервов, которые обычно раскрываются лишь в стрессовых ситуациях. Каковое понимание не помешало мне, впрочем, более осторожно, заниматься модифици-рованием себя. А тогда я шел напролом, забывал о еде, питье, холоде и жаре… Организм гнулся, но к счастью так и не сломался. Зато неосторожные эксперименты с психикой привели меня на край той самой пропасти, из которой практически невозможно выбрать-ся. Я начал сходить с ума.
***
— У тебя же эмоциональная тупость! Это не оскорбление, а диагноз! Ты со мной разговариваешь, а глаза у тебя совершенно оловянные! В конце концов, тебе необходимо лечение, от которого ты отказался!
— И правильно сделал, что отказался. А эмоции — мешают. Поэтому я их и убрал. Зачем они?
— Тебе не понять. Ты же тупой. Бездушный. Господи, кого я вырастила? неблаго-дарного, абсолютно бездушного и ничем не интересующегося придурка!
— Нет, я не придурок. Просто ты не в состоянии понять то, о чем я тебе говорю. Вот и все.
***
— Послушай, неужели тебе и правда неинтересно общение, деятельность какая-то совместная?
— Абсолютно. Что меня может связывать с ними? То, что мы одноклассники?
— Нет, ну может не связывать, но неужели нет никаких общих интересов?
— Конечно нет.
— Почему конечно? Они ведь тоже люди.
— Именно, что люди и ничего больше. Люди — тени для меня. Они скользят мимо, не задевая.
***
Нет, разумеется не было никакой эмоциональной тупости. И разумеется он не убирал себе эмоции. Их и не было у него никогда. В те моменты, когда казалось, что он проявляет какие-либо эмоции, он всего лишь отражал эмоции собеседника. В какой-то мере это ра-зумеется было вампиризмом, но пока он не понял даже того, что с ним происходило в это время. Ему лишь казалось, что он что-то понимает. Значительно позже, успокоившись, исправив свои ошибки, допущенные при работе с психикой, Сергей увидел все свои то-гдашние просчеты, все, что с ним происходило в описываемый период, нашло свое место в картине внутреннего его мира. А пока он просто пользовался тем, до чего мог дотянуть-ся, и пользовался довольно успешно.
***
К тому времени я почти уже потерял болевую чувствительность, более того, на меня перестали оказывать сколько-нибудь заметное воздействие так называемые «рефлектор-ные точки» — нервные узлы, располагающиеся близко к коже. Моя физическая сила уве-личивалась буквально день ото дня и практически все физические недостатки, вроде хлип-кого телосложения, я к тому времени уже изжил. А вот с душевным здоровьем было дале-ко не так безоблачно. Болезненно резкая смена настроений и внезапно упавшая почти до нуля коммуникативность очень сильно мешали, хотя я и не замечал этого. Не хотел заме-чать и придавать этому значение. Я приходил еще на Встречный, но взаимоотношения уже портились: как самих хозяев между собой, так и хозяев со своими знакомыми, так и знакомых с такими же знакомыми. Этого я тоже замечать не желал. Что и вылилось впо-следствии в довольно-таки поганенькую историю. Впрочем, в то время мне с лихвой хва-тало собственных внутренних проблем. Таким вот образом я и оказался закован в креп-чайшую, непробиваемую броню из равнодушия.
Несмотря на все это, я непрерывно пытался найти себя. Искать приходилось в таких углах, в какие по доброй воле заглянет разве что сумасшедший или врач. Я же заглядывал, не будучи пока что ни тем ни другим. Именно тогда я впервые понял окончательно, что мое поле — черное, моя жизнь — Тьма. И следовал этому по мере своего понимания про-исходящего. Так что бросало меня из крайности в крайность, из доброты в злобу, беспри-чинную и тем более опасную. В конце концов я таки нашел человека, который на вопрос: «Что ты скажешь, если я попрошу тебя быть моим Учителем?», ответил: «Почему бы и нет?». Он дал мне всего несколько уроков, собственно, просто отвечал на мои вопросы, но по-видимому вопросы эти я ухитрился задать правильно, потому, что больше не видясь с ним, я на основе его ответов все-таки более-менее разобрался в себе, в мироздании и в принципе действия тех самых паранормальных возможностей, о которых уже говорил. Впрочем, разобраться, и даже понять — не означает научиться. И я учился.
А потом появилась Юлька.
***
— И кто она такая? Сколько ей лет, чем занимается?
— Она? Просто, знакомая.
— Откуда знакомая?
— С Горки, откуда же еще?
— Ну, я откуда знаю? Сколько ей лет?
— Двадцать три.
— Н-да. И что она, работает, учится где-то, или что?
— Работает учительницей рисования и черчения в тридцатой школе, учится в Уни-вере на искусствоведческом.
***
Вот так оно и началось, его противостояние с собственной матерью, которая сразу же, лишь только услышав про Юлю, решила , будто бы она обязательно авантюристка, хочет завлечь наивного меня, претендовать на квартиру, на то, чтобы ее кормили, обиха-живали и так далее. Сергей никак не мог объяснить, что это все вовсе не так. Объяснить что-то человеку, который не хочет слушать в принципе получается довольно плохо, а ко-гда этот человек — твоя мать, решившая, что ты маленький, глупый детеныш и тебя нуж-но уберечь от опасности, которая на деле существует лишь в ее воображении, невозможно совсем. Поэтому, когда Сергей начал не только встречаться с Юлей на Горке и Клубе Са-модеятельной песни, а еще и приходить к ней и задерживаться допоздна, его мать угляде-ла в этом исключительно подтверждение своим страхам.
А тем временем события развивались своим чередом. Встречный наконец-то разва-лился, Сергей, очень веривший встречновцам, почувствовал наконец что его элементарно пытались использовать, да что там — использовали. А потом — бросили. Это предатель-ство уже загоняло его в очередной приступ глубокой депрессии, но получилось иначе.
***
Я уже готов был бросить все на свете в одну большую выгребную яму, разувериться до конца в себе и в людях, однако мне помогла не кто иная, как моя будущая жена. Она подошла ко мне после КСП и спросила своим тихим застенчивым голосом: «Менестрель, почему у тебя глаза побитой собаки?». Теперь, оглядываясь в прошлое, я понимаю: да, именно как у побитой собаки. Я и был такой собакой, не сознавая того. В то время я еще не умел править свою психику, я ломал ее, и никак не мог стать другим, чем был. А был я очень слабым и безвольным человеком, не трус, но практически не вступал ни в какие драки, чтобы не дай Пламя не причинить кому-то вред или боль. А вот юмор, как ни странно, у меня всегда был, что называется, казарменный. Но тогда, в тот вечер я этого всего еще не понимал, только начинал понимать, и я рассказал ей все. От начала и до кон-ца. И почему глаза, и почему все остальное.
В следующий раз мы шли на КСП уже вместе. Я заходил за ней в ее школу и мы шли. Разговаривали обо всем. А после КСП, идя на трамвай, старались идти как можно медленней и заковыристей. Она была первой, кто поверил до конца не только мне, но и в меня. И я постепенно начал изменяться.
МАГИЯ ВЕТРА
Там, внизу, горел асфальт,
от сбитых с неба звезд,
мне хотелось ветра, чтобы бил
наотмашь и насквозь.
«Ария»
Я нашел Встречный, только изрядно проплутав по дворам и замучив всех прохожих вопросом:
— Простите, вы не подскажете, переулок Встречный...
Практически никто не смог дать мне внятного ответа, только лишь одна женщина, задумавшись, неуверенно сказала:
— Кажется, это там…
И, махнув рукой в указываемом направлении, ушла. Мне же ничего не оставалось, как пойти в эту сторону. Таким образом, я в конце концов и набрел-таки на искомый дом, и, подождав, пока кто-нибудь откроет дверь подъезда, поднялся на четвертый этаж.
Моему приходу не удивились. Впрочем, там не удивлялись ничему и никому. Почти.
В маленькой кухне сидели двое: уже виденная мной на яхтенной базе девушка в ку-пальнике и незнакомый, но впрочем, виденный один раз там же, парень. разговор шел, на-сколько я помню, о душах-монадах, реинкарнациях, эльфах (по Толкиену), майяр и про-чих подобных вещах. Я к тому времени уже увлекался магией и оккультными филосо-фиями различного толка, творчество Профессора искренне считал если не мистическим озарением о бывших где-то когда-то событиях, то по крайней мере хорошей реставрацией их же. Поэтому такие разговоры меня не смущали и не озадачивали. Я лишь немного по-слушал, чтобы можно было с уверенностью высказывать свое мнение о чем-либо, не по-падая впросак. Не знаю, что в конце концов заставило обитателей Встречного и их гостей относиться ко мне, как к человеку с душой эльфа и к тому же искушенному в делах маги-ческих. Может быть так оно и было. Не знаю. Но во всяком случае сам я тогда не сомне-вался в этом, неважно, что было этому причиной: гордыня, самомнение, может быть что-то еще, почти неощутимое? Сейчас да, пожалуй я могу быть уверенным в своих способно-стях к магии, по крайней мере, к некоторым из них, но тогда я держался практически на одном гоноре и на подхваченных где-либо знаниях.
В тот день мы даже не поговорили о причине, приведшей меня туда — ролевой игре, которую затевала Роксана (жизненное, реальное имя е было Катерина, но его она не лю-била и представлялась только псевдонимом) вместе со своим мужем Василием-Бэзилом. Вот он как раз не любил менять имя, разве что трансформировать свое. Причины этого в его исполнении мне неясны до сих пор: такое среди ролевиков редкость. Правда позже я узнал, что он именует себя лесным колдуном из какого-то загадочного Клана. Быть может именно это и было такой причиной, но с уверенностью утверждать я этого не могу.
Итак, меня привела на Встречный некая ролевая игра. Я не помню уже, как она на-зывалась, да это и не важно. Важно то, что даже не поехав на эту игру, я начал просто приходить на Встречный и подолгу там оставаться. Мне нравилась атмосфера гостепри-имства, царившая там в то время, нравились люди, те, которые там жили, и те, которые только приходили, как я, мне нравилось все. А я нравился всем. Эта моя способность — ни с кем не ссориться и у всех вызывать чувство доброжелательности к себе, уже тогда начала очень сильно проявляться. Она не имеет ничего общего с угодничеством или под-лизыванием, просто большинство людей благодаря ей склонны простить мне практически все, что я делаю, говорю. Раздумывая над этой своей особенностью, я решил, что дело здесь в том, что я каким-то образом неосознанно изменяю психику тех, с кем общаюсь в сторону большей лояльности ко мне. Более того, в последнее время я научился в какой-то мере контролировать этот процесс и даже сознательно его инициировать.
Что мы делали там, сидя целыми днями? я и сейчас могу вспомнить очень отчетливо. Ничего особенного. Те, кто умел, по очереди пели, аккомпанируя себе на гитаре, разговаривали о разных вещах, в основном магии, колдовстве и т.д. Просто сидели, читали книги.
***
Странно было бы при таком раскладе ожидать, что все останется неизменным. В первую очередь начал изменяться я сам. Появлялись новые способности, возможности. Учился чему-то новому: учиться можно у кого угодно, надо только лишь знать, чему собираешься учиться.
...И наделены они были холодной, безжалостной мудростью воинов...
 IP записан
|
Главная
Страниц: 1
