Оставляю ссылку в скрижалях, а здесь - на случай, если кто-нибудь захочет засвидетельствовать своё уважение этому автору. Очень надеюсь, что автор не станет возражать.

Ллес

Гроб малины, осенний дол,
воздух - ягодных красок скол,
дом одного дня.
В безлюдных странствиях, высоко
в безлюдных пространствах дышать легко,
да будет соломенно и легко
тому, кто ходит внутри ходьбы,
быть внутри бытия.

Чудо, глиняных линий сон,
безымянных движений сонм -
нет в нём ничего, ничьего.
Тут места не от мира сего,
ничуть глухая, нездесь.
Дайте мне сказать что хочу -
я люблю единственный лес,
я всегда узнаю его!
Если надо сказать люблю -
я это листьям скажу,
я их как детей наряжу,
я вас над землёй провожу,
удержу на ветру,
не пущу ходить босиком.
Двор малины идёт на слом.
В чаше чащи последний жук.
Выше, дальше! - исходит звук
свЕрх его изводящих струн.
Возле пагоды, видишь, вьюн
родников оплетает хмель,
отпускает сухую плеть,
не хотим ни о чём жалеть!
у бессмертья висит крыло,
если сломано, то назло:
нелетучая будет петь.
Я гляжу сквозь природу глаз,
я ищу единственный лес,
но он всё уходит в доль,
движется по любой дуге,
оставляет в моей руке
острый след своего венца -
я рада держать эту боль.
Какого я рода?
Ты лиственница.
По виду вечность, по цвету смерть.
Осенью стоишь без лица,
не на что смотреть.
Я скитаюсь в предверьях, а в дверь не проник,
слишком устал для таких дверей,
самодвижный,
самодержавный крик
запускаю ввысь, как воздушный змей,
запомнил много, забыл одно,
берега мои рассыпятся, вынырнет дно,
берега мои воротятся, хлынут ключи,
но и в новые ворота тот же лес застучит,
дикой малиной
крашу лицо,
глина и трава, запекшийся сок.
Подожди, лес, дай я скажу,
послушай меня, я тихо скажу.
Я иду. Я спешу.

"Вестро мне вестро," -
говорит-штормит. -
"Тэвататэан
иллевесин ннэй"...

Я приду. Я пойму.