ПЛАЧ РАХИЛИ

"И умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то-есть Вифлеем. Иаков поставил над гробом её памятник; это надгробный памятник Рахили до сего дня"
-- Бытие 35,19-20 в синодальном переводе

Пытались - картаво, получалось - коряво,
дразнились беззубые дети Исава:
"Изѓаиль Абѓамыч, а где твоя Ѓахиль?"
А вот моя Рахиль, не делась никуда:
в земле у Вифлеема, где, вроде бы, звезда -
надгробие из камня. Крылья из железа. Пыль.

Но, чтобы услышать голос Рахили,
не нужно ездить к этой могиле,
не надо учить иврит.
Откуда ей всё так известно снизу
(не смотрит же, вправду, она телевизор)?
Вот что она говорит:

Дорогие вы мои, идиот на идиоте,
что же вы землю свою раздаёте?
Куда вы, не попрощавшись со мной?
И дело не в том, что Самария-Иудея,
а дело в том, что - читайте Моисея -
где ваш единственный дом под луной?

А ты, Йеуда, сам себе иуда -
если ты так отказался от чуда,
что удивляться, когда подступает беда?
И, если ты - племя такое, слепое,
то - может, действительно лучше на поезд?
А поезд отходит.
Поезд отходит.
И, в общем-то, ясно, куда.

14 октября 2004

ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ

А кто говорит? Говорит Москва.
А что она помнит? Всё, кроме родства.
Ей взоры мои - что таджику рис:
не житель, тем более - так, турист.

Ермолка на лбу ли, лавровый венок ль;
в карманах - две дули, в руках - бинокль,
на грани реальности и кино
домой отправляюсь я, в Строгино.

Три дня здесь живу - на манер трёх лет:
здесь крыска Анфиска грызёт мой хлеб,
пятьсот тараканов, два паука
и мы - огорошенные слегка.

Но в этой усталой, земной Москве
откуда-то взялся небесный свет:
прозрачный, не меркнущий по ночам,
течёт по измученным москвичам.

Ветрами подхваченный, как листок,
лечу я на Ближний на свой Восток,
где Богом отчёркнутые места
и света небесного досыта.

Под крыльями ангелов здесь живу...
Зачем же мне снова - сны про Москву:
пельмени у Лёпы и чай у Кинн,
пятьсот тараканов и пауки?

Москва не желает давать ответ,
лишь тихо струится небесный свет.

Когда разгуляется вороньё,
пусть это сиянье спасёт её.


25 октября 2004